Scientific journal
Modern problems of science and education
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

THE AESTHETIC ROLE OF ARABIC BORROWINGS IN THE WORKS OF M. ‘A. CHUCURI

Saitbattalov I.R. 1 Fatkullina F.G. 1
1 Bashkir State University
The article presents a linguistic and cultural study of the creative heritage of the famous Bashkir leader, teacher and historian of the nineteenth century Muhammad al Chucuri. The authors analyzed the linguistic situation of the late 19th century,the features of the language of the Turks, characterized by the interaction of folklore, dialects and borrowings arethoroughly discussed. Special attention is paid to the functioning and aesthetic role of lexical borrowings from Arabic and Persian languages. It is noted that the frequentuse of Arabic words in the works of M. Chucuriis caused by cultural and linguistic situation in Bashkortostan in the XIX century and features of outlook, life and creative attitude of the poet. It is concluded that the Arabic language served as a kind of metalanguage for external descriptions and the nomination of works for the Turks, the source of terminology and the basis for the replenishment of the synonymic series.
the meta-language.
the language situation
Arabic borrowing an aesthetic role
Cultural linguistics
the Turkic language

Творчество поэта, писателя, религиозного деятеля, педагога, историографа и суфийского шейха Мухаммада-‘АлӣЧӯк̣урӣ (1826-1889) явилось заметным фактом в башкирской и оказало значительное влияние на татарскую литературу XIX века [5: 1566]. Корпус его текстов замечателен как по многочисленности, так и по разнообразию жанров итем. Тот факт, что его тексты не только издавались, но и переиздавались, однозначно свидетельствует о популярности М.‑‘A. Чӯк̣урӣ как поэта и востребованности его произведений со стороны современников. Несмотря на значительное число как российских, так и зарубежных [8: 172] публикаций о поэте и его произведениях, его язык ещё не подвергался специальному исследованию. По нашему мнению, на его формирование, особенно на уровне лексики, влияли как языковая ситуация в крае в XIX веке, так и весь комплекс объективных и субъективных экстралингвистических факторов.

Первая характеризуется взаимодействием двух языковых систем - народно-разговорного башкирского языка, представленного тремя диалектами, 12 говорами и возникшим на их основе более или менее унифицированным языком фольклора, и письменным языком тюрки, выполнявшим роль книжной группы стилей (на нём составлялись официальные документы, создавались научные тексты и произведения художественной литературы) [2: 345-348]. Одной из определяющих черт языка тюрки на всём протяжении его функционирования была насыщенность арабскими и персидскими лексическими заимствованиями [6: 1626].

К объективным экстралингвистическим факторам, влиявшим на функционирование арабских заимствований в текстах на языке тюрки, относится высокий престиж арабского языка в странах и регионах мусульманского Востока, северной периферией которого был Исторический Башкортостан. Этот престиж был основан на религиозном представлении об арабском языке как единственном языке божественного откровения. Ценностное отношение к арабскому языку диктовалось самим Кораном, в котором стихи наподобие «Мы ниспослали Коран, подобно [другим писаниям], книгой заветов на арабском языке» (13:37) встречаются многократно. Позиционирование арабского языка как «прекрасного» также основано на кораническихаятах: «Эти [аяты] - знамения ясного Писания.Воистину, Мы ниспослали его (в виде) Корана на арабском языке в надежде, что вы поймете [его содержание]» (12: 1-2)[3].

Изучение арабского языка в мере, достаточной для понимания фраз, произносимых во время пятикратной молитвы, до сих считается поступком категории «ваджиб» - обязательной для исполнения. Науки, как религиозные, так и светские, в исламском мире XIX века также обсуживались преимущественно арабским языком.

М.‑‘A. Чӯк̣урӣ, будучи сначала имамом (настоятелем мечети), затем ахуном(старшим имамом) Бирского уезда, то есть образцовым носителем и транслятором исламских ценностей [8: 130], не мог не разделять всех этих представлений.Принадлежа к суфийскому братству Накшбандиййа и будучи его наставником, М.‑‘A. Чӯк̣урӣ очевидно в полной мере разделял отношение этого ордена к языку и речи, выраженное принципом «Сдерживание языка - занимать язык декламацией Корана, благими наставлениями, увещеванием от греховных дел, зикрами» [9: 71].

Суть этого отношения была предельно ясно выражена великим узбекским поэтом и мыслителем, накшбандийцем Алишером Навои: «Из всех языков арабский язык является избранным и исключительным благодаря своей образности и изяществу, и никто из наделенных речью не смог бы предъявить к нему каких-либо притязаний. Слова его верные и указывают истинный путь, ибо слова всеведущего господа, да будет он велик и славен, и их неподражаемый строй снизошли к нам на этом языке. Благословенные хадисы Пророка, да благословит и да приветствует его Аллах, сказаны тоже на этом языке.Великие святые и высокодостойные шейхи, да освятит Аллах их усыпальницы, высказанные ими поучения и наставления, а также красивые изречения, которые они облачали в одежды написания, - большей частью осуществляли посредством благословенных выражений, благодатных слов и иносказаний» [4]. Украшение речи как цитатами из священных писаний, так и отдельными элементами их языка могло быть для поэта способом её сакрализации, а также одним из аспектов следования «великим святым и высокодостойным шейхам».

По многочисленным свидетельствам, обучение грамоте в традиционных школах - мектебах и медресе - так же строилось на изучении арабского языка при полном пренебрежении родным [2: 353]. Это способствовало формированию у грамотных людей совершенно иного, чем сегодняшний, типа языковой компетенции и появлению среди башкир и представителей других народов края активного тюрко-арабского двуязычия или реже тюрко-арабо-персидского трёхъязычия. Примером последнего является М.‑‘A. Чӯк̣урӣ, который является автором целого ряда текстов религиозного содержания на арабском языке и некоторого количества стихотворений на фарси. Анализ написанных им текстов показывает, что арабский язык использовался преимущественно для создания текстов религиозного содержания и для написания кратких предисловий к тюркоязычным произведениям, то есть выступал по отношению к ним в качестве своего рода метаязыка. Использование его в таком качестве имеет в тюркской культуре глубокие корни, о чём свидетельствуют работа Махмуда Кашгари и другие средневековые литературные памятники.В языковедческих работах, посвящённых арабографичным памятникам Башкортостана на языке тюрки, стилистическая и эстетическая роли арабских заимствований фактически не рассматриваются. Авторы лишь ограничиваются замечаниями о большей или меньшей активности арабизмов в тех или иных произведениях и об их синонимии с исконными лексемами.

В рамках произведений М.‑‘A. Чӯк̣урӣ арабизмы проявляют наибольшую активность в качестве заголовков: произведения с собственно тюркскими заглавиями в его наследии единичны: среди 47 текстов, хранящихся в Национальной библиотеке им. А.‑З. Валиди, их только три. Именуя арабскими словами, словосочетаниями и фразами тюркоязычные тексты, автор стремился представить максимально широкому кругу читателей их содержание («Фус̣ули'арбā‘»‘Четыре сезона', «Машāйих̱‘АлӣГ̣āрӣБулг̣āрӣ» ‘Шейхи Али Гари Булгари', «Наз̣м-и‘Алӣфӣмадх-и Тефкилев» ‘Стихи Али в похвалу Тевкелеву'), цель написания («Таз̱кират ли-ль-ихвāнва-ль-ахбāб» ‘Напоминание возлюбленным и братьям', «Шам‘'ад̣-д̣ийа'фӣтаз̱аккуратикаум-и 'ахль'ад̣-д̣ийа'» ‘Свет свечи в напоминание народу людей света') или собственную оценку («Фус̣с̣'аль-'ах̱йāр» ‘Драгоценности превосходных', «'Агйāн-и мāд̣ӣ» ‘Знатные люди прошлого', «Дурр-и ‘Алӣ» ‘Жемчужины Али'). Используемые в этом качестве, арабизмы являются частью метаязыка и служат отстранённому описанию называемых текстов.(Здесь и далее, приводя арабизмы, изолированные от тюркоязычного текста, мы используем знаки арабско-русской практической транскрипции, а при обращении к контекстам, используем графические средства современного башкирского языка).

Особое место среди них занимают традиционные формулы: басмала - посвящение Богу, салават - благословение в адрес пророка Мухаммада, хамд - восхваление Бога в начале произведения, благословение сподвижникам пророка и праведникам, самоуничижение автора и др. Характерно, что писатель использовал помимо традиционной формулы басмалы конструкции «Бисми-л-карӣми-т̣-т̣аууāб» ‘Во имя Щедрого и Принимающего покаяние', «Бисми-л-карӣми-с-саттāр» ‘Во имя Щедрого и Скрывающего человеческие грехи' и даже «Бисмита‘āлa» ‘Во имя Всевышнего', что может быть связано как со стремлением разнообразить традиционные формулы в рамках допустимого с точки зрения религии, так и с этикетом братства Накшбандиййа.

Как и любые заимствования, арабские слова в текстах М.‑‘A. Чӯк̣урӣ используются для номинации реалий, обозначения которых отсутствуют в родном языке: ғаууас ‘ныряльщик за жемчугом', тәҡриб‘расширенный комментарий', нәби ‘пророк', зат‘сущность, лицо' и др. Подавляющее большинство подобных лексем являются терминами конфессиональными, обозначающими понятия, связанные с исламом: фарыз ‘обязательное с точки зрения религии', хадж ‘паломничество', тәүхид ‘единобожие', мәүлид ‘день рождения пророка Мухаммада', мөфти‘муфтий' и т.п.

Особое место среди конфессиональной лексики арабского происхождения, используемой М.‑‘A. Чӯк̣урӣ, занимают суфийские термины, обозначающие различные состояния «ищущего», этапы «познания божественного», конкретные духовные практики, эмоции и т.д. [1: 116]. Многие из них имеют метафорическую природу, так как «для чистого духом, нравственно совершенного человека метафора есть сама истина»[9: 94]. Некоторые из этих терминов утратили конфессиональный характер и вошливактивный словарный состав современного башкирского языка с небольшим изменением семантики: слово мөхәббәт означает сейчас не «любовь к Аллаху», а любовь вообще, хәҡиҡәт - не «ступень, на которой соискатель достигает истинного господа», а истину в широком смысле, риза - не «согласие с судьбой», а любое согласие.

В произведениях М.‑‘A. Чӯк̣урӣ арабские заимствования подверглись полной морфологической адаптации. Заимствованию подвергались, в основном, имена ('исм): шәйех‘шейх', мәдрәсә ‘медресе', мәҙкүр ‘упомянутый', и отглагольные имена (масдар): иҡбал ‘удача', илтифат‘внимание', арабского языка; число заимствованных глагольных форм невелико. Характерно, что среди заимствованных существительных немало форм множественного числа, передающих общие, собирательные значения: риджал ‘мужи', мужчины, әтраф‘стороны, окрестности', әүләд‘сыны', ихуан‘братья'. Зачастую автор отдавал предпочтения именно им, а не формам с арабским корнем и тюркским аффиксом. Последние, по нашим наблюдениям, несли в своей семантике представление о неопределенности или дискретности: ләбибләрдәнбулубанлар ‘будучи из разумных', риджалыултарафларның ‘мужи тех сторон'. Некоторые формы из первой группы вошли в современный башкирский язык.

В текстах М.‑‘A. Чӯк̣урӣ большинствоарабских заимствований приобрели грамматические черты существительных (категории числа, падежа, принадлежности, сказуемости): хәбибендән‘от его возлюбленного', ансабымыздан ‘из нашего рода', дәүләтендәдүр‘в его власти'. Многие из них выступают в текстах в качестве наречий и прилагательных: лотоф намы ‘прекрасное имя его.' Данный факт связан с тем, что последние две части речи в тюркских языках не всегда поддаются разграничению как между собой, так и с существительными.

Так как тюркский язык произведений М.‑‘A. Чӯк̣урӣсочетает морфологические черты кыпчакских и огузских языков, особого внимания и отдельного рассмотрения - в первую очередь статистического - заслуживает сочетаемость арабских заимствований с огузскими и кыпчакскими грамматическими показателями: сам факт, что в рамках одного текста встречаются варианты одной и той же формы типа вирүбләрбезгәйер-сыуны‘[они] дав нам землю и воду' и безәансаббулуранлар‘они будут нам родственники', наталкивает на предположение о мотивированности их употребления.

В предложениях арабские заимствования использовались М.‑‘A. Чӯк̣урӣ в качестве подлежащих: саләтулсунрәсүлә‘да пребудет молитва пророку', халҡы да шөйләбулғанлар ‘и народ таким же был', ләбибләрчыҡдыһәмандин ‘разумные вышли и оттуда', дополнений: күңелкә ал вәлиләрне‘прими в душу наместников [божиих]', йөрәкләрғәмбеләтулды ‘сердца горем наполнились', определений: ғәзизәнсәбемездән ‘из нашего дорогого рода', обстоятельств: аны да сөймәгәнахыр ‘и его невзлюбил потом', простых сказуемых: кем әрнә ‘кто приблизился'. Особенно частоты арабизмы в составе сложных сказуемых в сочетаниях с модальными глаголами ит-‘делать', ҡыл-‘делать', ул-/бул-‘быть': ҙикриҡәлбитүргәбашладылар ‘они начали совершать «зикрсердца»', Барда сыуыбуйындамәғишәтҡылған ‘Жил на берегах реки Барды', Абдал бей вафатбулған  ‘Абдал бей скончался', өчйыландатилмиҙулдум ‘три года я там был учеником'.

Писатель активно строил сочетания заимствованных лексем с исконными, в которых первые приобретали логический, интонационный и семантический акцент:Ничәләрулдыдарәсхаб, ничәләрулдыларәхбаб, ничәйәулдыфәтх баб, булубдонйаиләғуҡубә. Ничәләрғалимулдылар, хәҡиҡәтхаҡҡыбулдылар, кәмаләтиләтулдылар, булубджәүһәрмәҫнә ‘Сколькие стали спутниками [пророка Мухаммада], Сколькие стали возлюбленными, скольким распахнулись двери, будучи преследуемы миром. Сколькие стали учёными, обнаружили истинную правду, наполнились совершенством, став подобными жемчужинам';Мөьминулғанбәндәгәкүбдүрфарыз ‘Для верующего много обязательного'; Булмаҡэстәрсеңджәһәннәмдәнәман ‘Захочешь быть в безопасности от ада'.Нередко арабские заимствования и целые фразы располагались автором в финале синтаксических конструкций и на концах стихотворных строк. В предложения постпозитивное расположение арабизмов служило их дополнительному выделению.В стихотворных строках они становились основой для рифм в полном соответствии с традициями арабского стихосложения, для которого характерен монорим с одной и той же согласной в рифмующихся слогах: Әйәдустлар, ҡарындашлар, идүңтәүбә, идүңихсан, Һабәдүрдонйауиэшләр, килүңһәрдәм, идүңихсан ‘О друзья, родные, совершайте покаяние, совершенствуйтесь, Многочисленны дела мирские, приходите всякий раз, совершенствуйтесь', ИдәмЭстәрлебашыныңшәһирхәлфәләренитбаҡ, Бередүр мулла Фазлаллаһдур, аңаәхсанидүбдүрхаҡ ‘Называю известных наместников Стерлибаша, Один из них - мулла Фазлаллах, его Истинный сделал лучшим'.

Стилистическая активность арабских заимствований в текстах на языке тюрки наиболее ярко проявляется в их полной и частичной синонимии с исконными словами. В современном башкирском языке арабизмы в синонимических рядах имеют обычно высокую экспрессивную окраску и соотносятся с книжной группой стилей. Очевидно, чередуя арабские и тюркские слова в своих текстах, М.‑‘A. Чӯк̣урӣ добивался не только разнообразия лексических средств, но и придавал некоторым из них экспрессивную окраску. Так в произведении, условно называемом "Поэтическим родословием", автор активно чередовал лексемы арабского и тюркского происхождения в одинаковых контекстах:Асыл бабам Тубыл, ИртешКәнарындабулубирмеш‘Мой благородный предок жил на берегах Тобола и Иртыша' - Ил-йортсалуб, биләбйортларМиәчбуйындабашҡортлар ‘Заводя жилища, занимая дома на берегах Миасса башкиры', Миәчнәһерендәһәмартҡа‘И реку Миасс позади' - Булуб Барда сыуындәм саз ‘Оставшись довольными рекой Бардой', Риджалыултарафларның‘мужи тех сторон' - Хужаҡылғандаирләре ‘когда делали мужей хозяевами' и пр. Лишь в единичных случаях употребление именно арабских слов мотивировано с точки зрения семантики и контекста: Ҡайудүртйерарасында ‘Среди которых четырех земель' -Ирәктәарзы, дибшунда ‘Говоря: там земля Иряктинцев', Аларбертуғмадурмәшһүр‘Они один род, известно' - Ғәзизәнсабымызданһәм ‘И из дорогого нашего рода', Латиф Урал джанабында, Миәчнәһеретанабында‘На прекрасном великом Урале, В долине реки Миасса'.

Таким образом, активное бытование арабизмов в произведениях М.‑‘A. Чӯк̣урӣ обусловлено культурной и языковой ситуацией в Башкортостане в XIX веке и особенностями мировоззрения, жизненной и творческой позиции поэта. Для М.‑‘A. Чӯк̣урӣ как для мусульманского интеллектуала арабский язык представлял религиозную и эстетическую ценность в качестве языка Священного писания, хадисов и ведущих богословских текстов. Он служил своего рода метаязыком для внешнего описания и номинации произведений на тюрки, источником терминологической лексики и базой для пополнения синонимических рядов. В произведениях автора используются характерные для современного башкирского языка модели морфологической адаптации арабизмов. Поэт активно прибегал к различным синтаксическим способам актуализации лексики арабского происхождения. Языковые техники М.‑‘A. Чӯк̣урӣ, связанные с введением в текст арабизмов, способствовали обогащению как лексической, так и стилистической системы языка тюрки и - через него - современного башкирского языка в период его становления.

 

Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 14-04-00223.

Рецензенты:

ХисамоваГ.Г., д.фил.н., профессор кафедры русской и сопоставительной филологии Башкирского государственного университета, г. Уфа.

ГаляутдиновИ.Г., д.фил.н., профессор кафедрыбашкирского языкознания и этнокультурного образования Башкирского государственного университета, г. Уфа.