Значение и роль традиционных этнических форм художественной культуры, из века в век перевоссоздающих жизненный мир человека, его творчески-образные стороны, трудно переоценить. Однако эти формы оказываются под вопросом в поликультурной среде последних десятилетий ХХ и начала ХХI веков, когда начинает звучать, с разной степенью силы, «реквием по этносу» [9]. Этнокультурная художественная реальность теряется в калейдоскопе фрагментов, соединяемых в современных культурно-художественных практиках. Активное заимствование из разных эпох и стилей с использованием иронии, гротеска, пародии, приёмов художественного цитирования, коллажа, повторения и других, на основе которых в замкнутом пространстве произведения возникает личная мифология автора, - такой подход к действительности через призму художественного творчества очень характерен для постмодернизма, описанию которого уже достаточно уделили внимания исследователи [5]. Кризис идей предыдущего этапа развития искусства, модерна, теоретически констатированная смерть супероснований: Бога (Ф. Ницше), автора (Р. Барт) и человека (гуманитарности) - стали новыми вызовами художественной среде. Для современного зрителя и потенциального покупателя работы уже нет насущной необходимости считывать контексты первоисточников в поисках глубинных культурных смыслов - вполне достаточно оценить лишь оригинальность подачи и ограничиться общеэстетической оценкой. Философский постулат постмодерна, определённого Мишелем Фуко как «эпистемологическая неуверенность» [10], в драматической форме расшифровывает В. Ермаков: «В обозрении картины мира нет привилегированной точки зрения; всё равновероятно. И равноценно. И безразлично. Синоним безразличия - равнодушие. Признавая равнозначными все ценности, коварный монстр постмодерна бесконечно увеличивает сокровища культуры, - но сам же ироническим взглядом ручного василиска превращает их в равно незначительные пустяки. Так разочарование (т.е. прекращение действия чар) обращает золото в труху» [4].
Но что же в действительности происходит с золотым достоянием художественного опыта, осмысленного в искусстве послесовременности, становится ли постмодерн первой в истории эпохой, не имеющей выхода из своего времени в вечность? Какие смыслы питают движущие силы новейших художественных практик и можно ли признать в их рамках человека сегодняшнего дня вполне свободным от этнической самоидентификации?
Ныне преуспевающий художник - личность, безусловно, персонифицированная, презентующая в залах арт-галерей самое себя, собственное мировоззрение, мимолётное впечатление или же социальный заказ по всем правилам художественной коммерции в избранном стиле. В противоположность ему художник древности в искусстве не персонифицируется и в то же время именно он - хранитель и автор языка, связующего в единое целое поэзию мифа и коллективное творческое сознание. Реализация такой ответственной миссии мастера-творца, очень типичной для так называемых примитивных обществ с доминированием мифопоэтического типа мировосприятия, протекала довольно органично и естественно. Искусство в этой среде всегда представляло собой важнейший культурно-обрядовый элемент бытия, и коды его изобразительно-выразительного языка постоянно находились в активном прочтении. Вдохновение индивидуальности в процессе творения смешивалось с этнически характерным, формируя определённые черты культурного портрета рассматриваемой общности в целом. Этнос, как устойчивая, сложившаяся исторически на определенной территории совокупность людей с общими чертами, психическим складом и стабильными особенностями культуры [2], поддерживает эту стабильность и устойчивость в огромной степени средствами изобразительного искусства. Художник-творец, созидая новое, вольно или невольно действует этнически, нейтрализуя время, заключая «историю в скобки» (Ж. Деррида) и в то же время находя «зазор самой природы» [3]. Как же возникает новая ветвь традиции? Вне всякого сомнения, из подлинного творчества, которое в своей сути «не может быть репродукцией, продолжением или повторением накопленного, однажды сделанного или достигнутого» [1], - для него характерна эвристическая страстность (М. Полани), вырывающая из рамок устоявшейся традиции, но и вливающая в неё новую кровь. В направлениях и арт-практиках современности вместо созидания целостности художественного образа приобрели актуальность новые принципы его создания, когда стало достаточным выявить, выхватить типичную особенность, «промаркировать» объект для быстроты восприятия, узнавания. Прыжок в виртуальную реальность, совершённый с помощью компьютерного искусства от начала 1980-х, стал началом громадной популярности «нерукотворного» изобразительного творчества. С одной стороны - оперативность, уникальный инструментарий и дополнительные возможности, с помощью которых на экране конструируется словно бы созданный самой природой образ, с другой - исчезновение живого ощущения от восприятия изображаемого, рождаемое лишь в соприкосновении с природным, натуральным материалом, в котором работала рука мастера. Впрочем, наследие уходящей эпохи: субъективизм, переслаивание культурных контекстов, фрагментация действительности, - уже отозвалось чувством внутренней усталости восприятия. И неизбежно новое «после» постепенно выходит из глубин арт-процесса послесовременности. В этом плане представляется интересным для рассмотрения творчество художников-этнофутуристов, активно синтезирующее в себе «природу и геометрию». Изначальные сакральные смыслы геометрических фигур и знаков, заложенные в орнаментальном искусстве тысячелетиями культурной памяти, выхолощенные и полузабытые, заново проступают в этнофутуристических картинах. Авторы берут их за основу или оригинально сочетают с основной сюжетной составляющей в избранном жанре, стремясь добиться максимальной чистоты звучания идеи. Концепция этого движения конца ХХ века, возникшего на волне национального самоопределения Эстонии в творческой среде финно-угорских народов, состоит в осмыслении первооснов национальной культуры и соединении их с новейшими достижениями мирового изобразительного искусства. Его мировоззренческое начало и созидательная сущность, выраженная в Манифесте от 1994 года [6], неслучайно вызвали интерес исследователей [8], активно обсуждающих возможности восстановления естественной связи поколений в передаче этнокультурного опыта.
Сегодня в новом поиске сопряжений смысла человеческого бытия с высшими духовными ценностями, поиске устойчивых ориентиров этнокультурной традиции [7], как это бывало уже не раз, отчётливо угадывается инстинкт самосохранения человеческой общности, ядро которой исторически цементирует именно чувство этнического родства, обусловленное общим языком, культурой, самосознанием. К осознанию того, что искусство должно расти на национальной почве, стали возвращаться, но процесс этот, учитывая предыдущий опыт, непрост, требует новых подходов.
Творческая личность конца ХХ века встала перед необходимостью глубокого переосмысления оснований всей жизненной действительности. Ценности традиционной народной культуры должны быть востребованы новым поколением - чтобы вновь процвести, как нестареющий, вечно юный листок аканта, «дитя Традиции», так поэтично воспетое главным сюрреалистом ХХ века в его книге «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. О себе и обо всём прочем». Дали, покидавший свою истерзанную гражданской войной родину и едва не убитый по дороге на Запад иберийскими анархистами, обрёл душевное исцеление и избавление от творческого кризиса под сенью Традиции классики, колыбелью которой стала Италия и до уровня которой он вознамерился возвести собственное искусство. Тем не менее в его немыслимых полотнах, написанных в разных местах и в разное время, до конца жизни то и дело угадывался берег с морским пейзажем - Кадакеса или Порт-Льигата, навсегда запечатлённый влюблёнными глазами детства.
Найдёт ли современный художник-этнофутурист сегодня то новое, которое заставит зрителя взглянуть в глубину его произведений такими же влюблёнными глазами, ощутить чувство сопричастия и родства? Поиски ответа на этот вопрос, на пересечении исследований языка традиции, проблем и тенденций национального искусства, способны дать ряд интересных находок и творческих открытий, возможных и перспективных в художественном опыте, образующемся после «послесовременности».
Рецензенты:
Ольхов Павел Анатольевич, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии и политологии, социально-теологический факультет, ФГАОУ ВПО «Белгородский государственный национальный исследовательский университет» (НИУ «БелГУ»), г. Белгород.
Шевченко Николай Ильич, доктор философских наук, профессор кафедры теории и методологии науки, ФГБОУ ВПО «Белгородский государственный технологический университет им. В.Г. Шухова» (БГТУ им. В.Г. Шухова), г. Белгород.