Из всех писателей, работавших в жанре литературы ужаса, Говард Филлипс Лавкрафт заслуживает особого внимания и уважения, поскольку является не только одним из ярчайших ее представителей, но и создателем собственной мифологии, которая ныне именуется Мифами Ктулху. Стоит заметить, что сам Лавкрафт ни разу не объединял свои рассказы под таким названием. Единственным подобным наименованием у него был «Аркхемский цикл» - по названию вымышленного писателем новоанглийского города; или же «Йог-Сототика» - по имени одного из божеств Мифов, Йог-Сотота. Необычное название предложил друг и соратник Лавкрафта Август Дерлет.
Сегодня Мифы Ктулху достаточно известны современным почитателям фантастической литературы и даже считаются некоторыми едва ли не реальностью. Иногда их также выделяют в отдельный жанр, входящий в систему фантастической литературы вообще. В жанре, в свою очередь, имеются определенные критерии. В отдельности каждый из них уникален, но по-своему уникальна и формируемая ими общая картина. Это позволяет быстро распознать, принадлежит произведение данному жанру или нет. Однако не каждый рассказ Мифов использует все критерии или использует их содержательно. Распознавание проводится не объективно, а субъективно - по ощущению, форме и настроению. Критерии помогают создать настроение, но просто тематических элементов недостаточно для установления соответствующей атмосферы [4]. Роберт М. Прайс утверждает, что, как и в каждой классической мифологии, Мифы суть сами рассказы. Не вымышленные легенды и книги, описанные в этих рассказах, а рассказы сами по себе, истории реальных авторов [9]. Исследователь К.Л. О'Брайен, в свою очередь, предлагает собственный список критериев, которые позволяют установить, является ли рассказ частью Мифов Ктулху.
Возможно, одним из наиболее фундаментальных критериев является тот факт, что Мифы описывают контакты людей с различными сверхъестественными сущностями, часто огромной и даже всемогущей силы. Чаще всего сущности в Мифах представлены так называемыми Великими Древними (Great Old Ones) или другими созданиями, часто посредством либо их служителей, либо культов.
Другим критерием является фаталистический и нигилистический характер историй. Мифы Ктулху предполагают, что Вселенная - недружественное место для человечества; что из-за ее размера и природы она в лучшем случае безразлична по отношению к человеку и другим смертным видам. В большинстве случаев герой Лавкрафта терпит поражение. Причины этого могут быть самыми разными. Семя зла может присутствовать в человеке изначально и в подходящей ситуации прорасти, превратив его носителя в упыря («Наследство Пибоди») или в морского демона («Тень над Инсмутом»).
Следующий критерий заключается в том, что многие рассказы повествуют об исследованиях останков погибших цивилизаций, будь то руины, артефакты или даже уцелевшие города, которые до обнаружения были сокрыты в недоступных местах. Таким образом, в Мифах имеется тенденция к большей интеллектуальной обоснованности, чем в среднестатистических страшных рассказах.
Наконец, последним критерием Мифов может быть запретное знание, заключенное в томах древнего учения. Это обычно книги людей древности или же иных разумных рас из далекого космоса или параллельных реальностей. Их часто трудно прочесть и еще труднее понять, но они могут оказывать глубокое психологическое и психическое воздействие на читателя [4].
Таким образом, мифология Лавкрафта достаточно продумана. Но, как и у любой развитой системы, у нее имеются собственные корни. Прежде всего, их можно обнаружить в литературных произведениях, которые писатель любил читать с юности. По словам Л. Спрэга де Кампа, «на него, прирожденного книжного червя, больше влияло печатное слово, нежели его ровня. В сущности, лет до тридцати его представления о мире были в основном сформированы книгами» [5].
Пока Лавкрафт был совсем маленьким, его мать читала ему волшебные сказки. Однако вскоре он уже научился читать сам. Одной из его первых книг была «Сказки» братьев Гримм. В пять лет Говард прочел детское издание «Тысячи и одной ночи». Он сразу же влюбился в великолепие средневекового исламского мира и часами играл в арабов. Он «заставил мать устроить в моей комнате восточный уголок из портьер и ладанных курильниц» [7], собирал восточную керамику и объявил себя мусульманином. Кто-то из родственников в шутку предложил, чтобы он назвался псевдоарабским именем Абдул Аль-Хазред. Он так и поступил и, более того, позже назвал так автора вымышленной древней книги тайного знания «Некрономикон».
Лавкрафт также очень уважительно относился к античной мифологии: «Всегда жадный до легенд, я случайно наткнулся на „Книгу чудес" и „Тэнглвудские сказки" Готорна и пришел в восторг от греческих мифов, даже в онемеченной форме. Затем мое внимание привлекла маленькая книжечка из личной библиотеки моей старшей тети - история об Одиссее, изданная в „Получасовых сериях Гарпера". Она держала меня в напряжении с первой же главы, и к тому времени, когда я дочитал до конца, я уже навеки был греко-римлянином. Мое арабское имя и все остальное тотчас исчезли, ибо волшебство шелков и красок потускнело перед чудесами храмовых рощ, лугов, в сумерки наполнявшихся фавнами, и манящего голубого Средиземного моря, которое загадочно несло свои волны от Эллады до удивительных и незабываемых земель, где жили лотофаги и лестригоны, где Эол владел ветрами, а Цирцея обращала в свиней, и где на пастбищах острова Тринакрия бродили быки лучезарного Гелиоса. <...> В возрасте примерно семи или восьми лет я был истинным язычником, столь опьяненным красотой Греции, что приобрел почти искреннюю веру в старых богов и природных духов» [8].
Исходя из этого, можно сделать вывод, что Мифы Ктулху (или, по крайней мере, некоторые из образов населяющих их божеств) частично инспирированы мифами Древней Греции. Например, в них иногда присутствуют антропоморфные сущности, как и многие божества древнегреческого пантеона. Достаточно прочитать описания Лавкрафтом загадочного Ньярлатотепа - «высокий и стройный человек с юным лицом египетского фараона, облаченный в яркие одежды, со сверкающим золотым обручем на волосах» («В поисках неведомого Кадата») [2]; и кошмарного Ктулху - «...в чудовище смутно улавливались человеческие черты, но его голова походила на осьминожью, лицо покрывали щупальца, тело было как резиновое, на передних и задних конечностях красовались длинные когти, а за спиной развевались узкие крылья» («Зов Ктулху»). [1] Более того, в финальной части рассказа «Зов Ктулху» образ ужасного божества и вовсе сравнивается автором с чудовищем из греческих мифов: «Великий Ктулху взгромоздился на каменный монолит, разинул пасть, плюнул вслед яхте и разразился громкими проклятиями, совсем как Полифем, упустивший корабль Одиссея». [1]
Помимо греческой мифологии, Лавкрафта вдохновили и древнееврейские мифы, из которых он позаимствовал имя бога земледелия и плодородия - Дагон [3]. В традиции толкования Библии Дагон связывается по народной этимологии с ивритским словом «даг» (рыба), а само божество описывается как получеловек-полурыба. В начале XX века благодаря Лавкрафту произошло слияние этой трактовки с Мифами Ктулху, где Дагон - фантастический бог рыб и вождь гуманоидов-амфибий.
Однако главное в Мифах Ктулху - это прежде всего их настрой и атмосфера. Эти качества Лавкрафт привнес в свои произведения прежде всего из творчества предшественников. Он с глубоким уважением относился к Эдгару По, Артуру Мейчену, Элджернону Блэквуду, Уильяму Хоупу Ходжсону. Эдгара По Лавкрафт считал автором, который повлиял «не только на историю "потустороннего" рассказа, но и на жанр краткой прозы целиком; и косвенно затронувший направления развития и судьбу великой европейской эстетической школы <...>. Зрелому и мыслящему критику трудно отрицать огромную ценность его работ и поразительную мощь его разума, сделавшего По первооткрывателем новых творческих просторов». [2] Действительно, По установил новый реалистический стандарт в истории литературного ужаса. Художественность в его произведениях соединялась с научным подходом, достаточно редко встречавшимся ранее, а так как По в большей степени изучал разум человека, чем готическую традицию, то работал со знанием истинных источников ужаса. Это усиливало эффект повествования и освобождало его от нелепостей, характерных для обычных возбудителей страха. Сам Лавкрафт, отдавая дань своему литературному учителю, даже написал своеобразную вариацию на тему «Истории Артура Гордона Пима» - новеллу «Хребты безумия» о команде исследователей, столкнувшихся на Южном полюсе с заброшенным городом древней цивилизации. В произведении аналогично упоминаются экспедиции предшественников - Э. Шеклтона, Р. Амундсена, Р. Бэрда - которые занимались исследованиями Антарктики и Южного полюса. Это придает содержанию доподлинность, как и у По. Хоть и невероятная, она органично вплетается в канву мифологического мира Лавкрафта, таким образом позволяя читателю принять этот мир как существующий в реальности. Подобный прием, наряду с упоминанием научных терминов, дневниковых записей, писем и газетных заметок писатель использует и в таких рассказах, как «Заброшенный дом», «Зов Ктулху», «Шепчущий во тьме». Во-вторых, в новелле Лавкрафта присутствует тот же мифический образ Антарктиды в качестве обители таинственных цивилизаций.
Лавкрафт также являлся почитателем ирландского автора страшных рассказов Артура Мейчена. В своем знаменитом романе «Холм грез» этот писатель мастерски передал свои утонченные эстетические воззрения. Роман повествует о молодом человеке по имени Лукиан Тейлор, постоянно грезящем о своем детстве в сельском Уэльсе. Холм грез - это старый римский форт, где Лукиан испытывает чувственные видения, включая видения родного городка времен Римской Британии. Позже роман описывает попытки Лукиана зарабатывать на жизнь писательством в Лондоне, его постоянную бедность и страдания ввиду стремления к подлинному искусству. В романе Мейчена можно обнаружить сходство с произведениями «Цикла Снов» Лавкрафта, повествующего о параллельной сказочной реальности, в которую стремятся разного рода мечтатели и сновидцы. Персонаж «Холма грез» предвосхитил образы Куранеса («Селефаис»), Иранона («Иранон»), а также Рэндольфа Картера («Сомнамбулический поиск неведомого Кадата», «Серебряный ключ»). Все эти персонажи - мечтатели, какими были и Лавкрафт, и Мейчен. Поэтому отчасти эти произведения можно назвать автобиографичными.
Однако Лавкрафт ценил талант Мейчена не только за превосходное описание фантастических миров. Английский писатель являлся еще и автором рассказов, в которых элемент тайного ужаса и надвигающегося кошмара передан с несравненной реалистической точностью и живостью. По словам Лавкрафта, «его мощные сочинения об ужасном конце девятнадцатого - начала двадцатого веков уникальны и определяют отдельное направление и целую эпоху в истории жанра» [2]. Из работ Мейчена в жанре литературы ужаса самая известная - «Великий бог Пан», в которой рассказывается об удивительном и ужасном эксперименте и его последствиях. Не менее интересна и хроника «Белые люди», в основе которой лежат записки маленькой девочки, которую няня познакомила с запретным колдовством и убивающими душу обычаями зловещего культа ведьм. Литературный мир Мейчена достаточно многогранен. Известный американский режиссер Джон Карпентер в своем интервью журналу «Rue Morgue» высказал мысль о том, что «задумка Мейченом [этого] мифа - который был очень схож с Мифами Ктулху, только в уэльском варианте - несет в себе идею о том, что существующая параллельная реальность отличается от того, что мы знаем и можем испытывать. <...> Это, возможно, самый мощный аспект его творчества, и этот аспект был тем, что Лавкрафт определенно у него позаимствовал - наряду с идеей о том, что зло никогда не умирает» [6].
Не менее экзотические видения создавал и Эдвард Джон Планкетт, восемнадцатый барон Дансени. Он, как и По, чуток к драматическому элементу прозы и понимает важность слов и деталей. В большинстве случаев Дансени придумывает свои страны - «за Востоком» или «на краю мира». Его система оригинальных имен и названий многозначна и поэтична: Аргимен, Бефмоора, Полтарнис, Каморак, Илюриэль, Сардатрион и т.п. Как мастер описания нереального, он не может избежать космического ужаса. Дансени искусно намекает на чудовищные вещи, как это делается в традиционной волшебной сказке. Несомненно, лавкрафтовский «Цикл Снов» во многом обязан своим появлением не только Артуру Мейчену, но и лорду Дансени.
Английский писатель Уильям Хоуп Ходжсон тоже описывал другие, находящиеся за пределами обыденной реальности миры и существа. Его роман «Ночная страна» повествует об отдаленном на миллионы лет будущем Земли после гибели Солнца, а кроме того, перекликается в сюжетном плане с новеллой Лавкрафта «За гранью времен». В произведении Ходжсона фигурируют сны человека из XVII столетия, чей paзум соединяется с разумом его следующего воплощения. В неспешном, день за днем описываемом путешествии главного персонажа в немыслимой тьме есть ощущение кошмара и захватывающей тайны. Все это присутствует и в новелле Лавкрафта, с той лишь разницей, что там главную роль играет переселение разума могущественного космического пришельца в тело профессора начала XX века, а разума профессора, в свою очередь, в конусообразное тело пришельца. Их разделяет расстояние во многие миллионы лет.
Таким образом, развивая мифологическую традицию древности и готическую традицию XIX века, Лавкрафт сумел создать неповторимый и многоплановый литературный миф, вымышленную сверхъестественную реальность. Осмысление сверхъестественного и чудесного осуществляется у него не только посредством экзотического наследия восточной, античной и западноевропейской культурной истории, но и за счет использования сюжетов из истории Новой Англии. Космический ужас Лавкрафта уходит корнями в далекое прошлое человечества, и они берут свое начало даже не с мифов и легенд первых цивилизаций. Понятие страха и ужаса сформировалось у человека еще в первобытную эпоху, и с тех пор оно неразрывно связано с его психологией. Тема незначительности человека в масштабах космоса и мотивы вселенского равнодушия успешно находят отклик и в сердцах современных авторов и читателей.
Рецензенты:
Бурцев Анатолий Алексеевич, доктор филологических наук, профессор, проректор по гуманитарному направлению, зав. кафедрой русской и зарубежной литературы филологического факультета ФГАОУ ВПО «Северо-Восточный федеральный университет им. М.К. Аммосова», г. Якутск.
Петрова Светлана Максимовна, доктор педагогических наук, профессор, зав. кафедрой русского языка как иностранного, филологический факультет ФГАОУ ВПО «Северо-Восточный федеральный университет им. М.К. Аммосова», г. Якутск.