- Безраздельное господство непогрешимой общегосударственной официальной идеологии во всех сферах жизни.
- Монополизация государственной власти одной партией, точнее ее лидером и узким кругом приближенных к вождю лиц; сращивание партаппарата с госаппаратом.
- Неправовое государство; роль норм права резко уменьшена.
- "Огосударствление" общества: централизованное административно-командное по методам управления всеми формами культуры, политический надзор над частной жизнью.
- Превосходство интересов коллектива (класса, нации, государства) над индивидуальными правами человека, подчинение личности коллективу.
- Полное торжество политики над экономикой; насильственные неэкономические методы управления обществом. Как следствие - экономический застой и милитаризация экономики.
- Абсолютный жесткий контроль над системой средств массовой информации, цензура в целях тотального контроля поведения и мышления людей, наказание за инакомыслие.
Однако и здесь, среди тоталитарных государств, СССР отличался. По словам Николая Бердяева, советское государство было «единственным в мире последовательным, до конца доведенным тоталитарным государством». Специфика «нашего» тоталитаризма состояла, в частности, в полной бесструктурности общества, предъявляемой остальному миру как якобы достижение («новая историческая общность людей - советский народ», тот народ, который сам стал называть себя «совком»).
Поэтому и масштабы речевого и риторического воздействия тоталитарной системы на языковую личность в нашей стране оказались особенно впечатляющими и доныне это влияние не преодолено. Первыми, кто замечательно предвидел и описал характер этого воздействия, были, однако, не лингвисты (они сами оказались в плену тоталитарной риторики, называвшей наше общество «самым демократичным в мире»), а писатели. Это были Евг. Замятин (роман «Мы» в начале 20-х годов) и английский публицист и эссеист Джордж Оруэлл (роман в жанре антиутопии «1984», написанный в 1948 году, и эссе разных лет). Оруэлл написал послесловие к своей антиутопии, назвав его «О новоязе». С тех пор придуманный им термин «newspeak» (новояз) стал терминологическим названием для речевых реализаций основных особенностей тоталитаризма.
«Новояз» является инструментом внедрения тоталитарной культуры как в государственную практику, так и в повседневную жизнь. Он делает трудным, если не невозможным, выражение любых других форм мысли. Следует однако сказать, что «новояз» обозначает не самодостаточный «новый советский язык», а лишь изменения важных фрагментов системы русского языка, то есть существенные деформации языковой системы, возникшие в результате массового речевого воспроизведения.
Далее мы попытаемся связать некоторые характеристики тоталитарного сознания с формами их выражения в языке:
а) Важнейшая идеологема тоталитарного сознания - «мир прост по своей природе» - обусловила редукцию всей сложности, многообразия и полноты реальной действительности к единому «партийному» знаменателю, крайний схематизм, приводящий к черно-белому подходу ко всем событиям в мире. На российской почве крайний схематизм накладывался на основополагающий тезис классовой борьбы. В лексико-семантической системе языка это приводило к отчетливой поляризации тезауруса, в текстах создавались две полярные семантико-стилистические сферы - «отрицаемое» и «признаваемое».
Структурное различие последних осуществлялось тремя группами лексики, различавшимися по характеру оценочности: хулительной, поощрительной и нейтральной. Схематизм проявлялся здесь в отсутствии каких-либо переходных форм между группами. Хулительная и нейтральная группы использовались в сфере «отрицаемое», поощрительная и нейтральная - в сфере «признаваемое». Для еще большего усиления степени оценочности к оценочным существительным давались определения с негативным (позитивным) денотатом, такого рода сочетания перерастали в тоталитарные штампы типа: «загнивающий капитализм», «прогнивший насквозь буржуазный строй», «звериная алчная природа капитала» или «светлое будущее коммунизма».
Слова нейтральной группы (неоценочные) очищались от «нежелательных» значений путем расщепления их семантики по принципу поляризации, к ним прикреплялись полярные по оценочности эпитеты: гнилая (либо: трудовая) интеллигенция, абстрактный (либо: социалистический) гуманизм, буржуазная (либо: социалистическая) демократия.
Носитель «новояза» обретал как бы категориальную идеологически-ценностную сеть, через которую и воспринимал действительность.
б) Террор и страх при тоталитарном режиме были не только инструментом уничтожения и запугивания, но и повседневно-нормальным инструментом управления массами. С этим связано возникновение одной из главных характеристик тоталитарной ментальноcти - заговорщического комплекса, включающего образ замаскированного и коварного врага повсюду, постоянную готовность к конфликту, подавлению любого инакомыслия. Культивировалась и воспроизводилась атмосфера гражданской войны, милитаризованное ощущение жизни.
В языке: небывалая по масштабам экспансия военной лексики и фразеологии.
в) Массовые расстрелы, убийства, смерти в концлагерях ГУЛАГа (достаточно сказать, что общее число жертв сталинизма среди своего собственного народа превысило число погибших во время Великой Отечественной войны) сопровождались появлением эвфемизмов и перифраз - наименований понятий, связанных с насильственной смертью, в качестве камуфляжа массовых террористических актов, вообще любых неправовых действий. Например: смертную казнь называли «высшая мера социальной защиты» (впоследствии - «высшая мера»), тюрьму - «воспитательное учреждение», превентивные аресты и расстрелы - «социальная профилактика». Для обозначения убийств возникли даже синонимические ряды эвфемистических глаголов - «хлопнуть, угробить, списать в расход» и др. (см. стихотворение М. Волошина «Терминология»).
Следует заметить, что этот «язык маскировки» стал затем языковой универсалией других тоталитарных режимов. В немецком языке времен третьего рейха нацисты разработали с немецкой тщательностью специальный чиновничий жаргон для нужд режима. В этом жаргоне особое место занимали эвфемизмы, связанные с массовыми убийствами евреев. Для сокрытия катастрофы европейского еврейства нацисты использовали маскировочную терминологию в таких количествах, что можно говорить о возникновении в этой связи целого кодированного «языка». План тотального истребления евреев был назван «окончательное решение еврейского вопроса» («Endlosung»). Примеры других немецких слов, обозначавших уничтожение евреев: Gesamtlosung (общее решение), Arbeitsansatz (участие в работах), Umsiedlung (переселение), Sonderbehandlung (особое обращение), Abwanderung (выезд), Ausscheidung (выделение) и др. Все эти «термины» употреблялись как в устных выступлениях лидеров, так и в документах. Однажды на публике Геббельс, намереваясь сказать «удаление евреев» (Ausschaltung), оговорился и произнес «уничтожение» (Vernichtung), но затем сразу же поправил себя.
г) Символы «новояза» - сокращенные слова и аббревиатуры. Здесь нет прямой зависимости от каких-либо конкретных свойств тоталитарной ментальности, однако именно она инициировала и ускоряла создание сокращений в небывалых количествах. Играли роль такие факторы, как заорганизованность всех сфер жизни, своеобразная «игра» должностных лиц - «главначпупсов»[1], создававших аббревиатуры в качестве таинственных химер для простых людей, усиливавших их трепет перед властью. Вместе с тем преследовалась цель - отсечь «нежелательные» смысловые лексические ассоциации после сокращения значимых корней (сексот - секретный сотрудник, осведомитель КГБ-НКВД; шкраб - школьный работник, рабис - работник искусств, коминтерн, колхоз, комсомол и др.), чтобы «сделать речь по возможности независимой от сознания» (Дж. Оруэлл).
д) Основная тональность текстов масс-медиа периода «новояза» - возвышенно-торжественная, если речь шла о героизируемой нашей действительности. Этот факт отражает специфику советской риторики - доминирование пафоса (эмоционального аспекта) над логосом (логическим аспектом). Причина - семантико-логическая ущербность марксистско-ленинской топики как основания рассуждения и аргументов. В силу догматизма и принудительной партийности топосы («общие места»), обычно проверенные всем историческим опытом людей и поэтому истинные, фактически заменялись предрассудками, заблуждениями, временно разделяемыми большинством людей.
В языке доминирование пафоса проявлялось в резком увеличении оценочности нейтральной лексики (см. выше) и в экспансии суперлятивов, заменивших обычные определения: «великий», грандиозный, колоссальный, небывалый. Любой праздник мы встречали «в обстановке небывалого творческого (или трудового) подъема»; заметим, что при таком употреблении выхолащивается семантика слова «небывалый». Дальнейшая эволюция в этом направлении привела к засилью лозунгов, фокусировавших навязываемые обществу социальные ориентиры в торжественно-фанфарном оформлении. Родился уникальный газетный жанр «Призывы ЦК КПСС», возвращающий нас к тому, с чего мы начинали, - схематизму тоталитарного сознания.
После краткого периода горбачевской «перестройки» в России возникает посттоталитарное общество. Казалось бы, тоталитарный «новояз» с его канцеляритом, языковыми штампами, ханжеским «пуританством» должен уступить свое место новому состоянию языка с деформациями явно противоположного свойства (как-то: расширение границ языкового стандарта, размытость и вариативность норм, неуёмное обновление средств выражения).
Однако старый «новояз» приспособился к социальным трансформациям. Глубинный слой тоталитарного сознания у многих групп говорящих сохранился целиком, у других - оставил глубокий след в виде максимального сглаживания личностного начала, расплывчатости до степени полиамбивалентной интерпретации (Ю. Н. Караулов). Даже поверхностные проявления тоталитарной ментальности живут в виде набора штампов как приметы уже нашей эпохи, в виде агрессивной некомпетентности, черпающей знания из масс-медиа. Языковые основы «новояза» все еще тормозят развитие новой политической культуры, нарождающегося демократического общества (например, в парламентской речи), сохраняя и благословляя застарелые стереотипы мысли.
Рецензенты:
- Елина Евгения Аркадьевна, доктор филологических наук, профессор кафедры английского языка, теоретической и прикладной лингвистики Саратовской государственной юридической академии, г. Саратов.
- Консон Григорий Рафаэльевич, доктор искусствоведения, профессор, зав. кафедрой истории и теории исполнительского искусства, заместитель по научной работе декана факультета ММК ГКА имени Маймонида, г. Москва.
[1] Главначпупс - «главный начальник по управлению согласования» - персонаж сатирической пьесы В. В. Маяковского «Баня» (1929).