Попытаемся разобраться с данной категорией с помощью общих понятий «признак состава преступления» и «субъективность».
Так, в работе Л.Л. Кругликова и А.В. Васильевского признаки состава преступления определяются как «закрепленные в уголовном законе обстоятельства, определяющие характер и типовую степень общественной опасности деяния, законодательная оценка вида поведения». [8] Это позволяет нам рассуждать о признаках состава преступления как об обстоятельствах, необходимых для обоснования уголовной ответственности либо вообще, либо за преступление определенного вида (признаки основного состава), разновидности (признаки квалифицированного и привилегированного составов).
Что же касается категории «субъективности», то она, на наш взгляд, фактически ограничивает в данном случае сферу проявления отличительных особенностей того или иного преступления (признаков), вводя ее в плоскость субъективной реальности.
Во внутреннем строении субъективной реальности в научной литературе выделяются два ее основных начала, называемых как «Я» и «не-Я», образующих единство двух противоположностей. «Я» показывает принадлежность субъективной реальности конкретному лицу, «не-Я» показывает конкретное содержательное поле, являющееся отражением определенных явлений действительности, выходящих за пределы «Я» [5].
Таким образом, для определения сущности субъективных признаков преступления большое значение приобретает соотношение категории «Я» (субъективного) и «не-Я» (объективного). Так, их взаимодействие, а также диалектика субъекта и объекта в познании относятся к наиболее острым проблемам, волновавшим мыслителей различных эпох.
Например, заслугой античных философов является то, что они заложили основы проблематики субъекта и объекта, а также пробудили к ней интерес всех последующих исторических эпох. Обращают на себя внимание, например, утверждение Платона о необходимости преодоления субъективных моментов знания в определении истинной сущности объекта познания, а также не потерявшая своей актуальности и в наши дни его идея о важности выявления и определения таких сторон объекта, которые не зависят от концептуальной позиции субъекта, являясь объективными. В своем учении Платон выделял влияние объекта на восприятие субъекта, сравнивая последнего с «воском, а объект с печатью, отпечатывающейся на воске».
Несколько иной характер имела проблема субъекта и объекта в философии Аристотеля. Субъектом познания он называл отдельного индивида, наделенного душой и разумом, а объектом познания - чувственные вещи и их сущности. Аристотель полагал, что в процессе познания субъект потенциально уподобляется объекту, т.е. воспринимает его данное, не зависящее от творческой деятельности субъекта [2].
Дальнейшее развитие проблема соотнесения субъекта и объекта получила в философии Нового времени (в XVII-XVIII вв.). В указанный период ученые рельефно отграничивали субъект от объекта. Например, Рене Декарт считал достоверной лишь мысль субъекта о собственном существовании. При этом философ подвергал сомнению возможность проникновения в сущность объекта, а иногда и вовсе возможность его существования. Декарт, отделяя материальную субстанцию от духовной, впервые в истории философской мысли утвердил положение о том, что «объективная ценность знания гарантируется только деятельностью разума, рационалистической критикой, интеллектуальной интуицией» [4].
Вместе с тем идеи Декарта разделяли не все философы и, в частности, они были серьезно раскритикованы нидерландским философом-рационалистом Бенедиктом Спинозой. Он утверждал, что вещь (объективное) и мысль о вещи (субъективное) представляют собой состояния единой субстанции - материи [12].
Коренной переворот в постановке и решении проблем соотношения субъекта и объекта, в дальнейшем оказавший существенное влияние на развитие учения о составе преступления, был осуществлен родоначальником немецкой классической философии Иммануилом Кантом. Так, если ранее познавательное отношение субъекта и объекта трактовалось как их внешнее противостояние, в котором объект познания предъявляет субъекту свое содержание, а последний благодаря имеющимся у него психологическим способностям воспринимает это содержание и фиксирует его в виде знания, характеризующего объект «каков он есть сам по себе», то Кант, с одной стороны, категорично отделял объективное от субъективного (когда речь идет об отношении субъекта к объекту действительности), а с другой - вскрывал их тесную взаимосвязь (когда дело касается отношения субъекта к объекту познания).
Жесткое противопоставление явления и вещи в себе лишило Канта возможности выявить действительную диалектику взаимодействия субъекта с объективным миром.
Снять отчуждение между субъектом и объектом сумел Г.В.Ф. Гегель. В рамках концепции саморазвития мирового Абсолютного Духа, который является причиной и одновременно целью бытия и познания, Гегель показал, что субъект и объект тождественны друг другу. Ученым было сформулировано диалектическое понимание внутреннего и внешнего на основе категорий явления и сущности. Так, Гегель возражал тем авторам, которые рассматривали сущность лишь как нечто внутреннее, выдвигая идею взаимопереходов внутреннего и внешнего, их взаимопроникновения [3].
Всякий человек, воспринимающий и оценивающий мир посредством своего сознания, есть субъект. Иными словами, субъектом является мыслящий человек. Все, что находится вне сознания субъекта, есть объект, в том числе и другие люди. Напротив, объективным по отношению к субъекту выступает все то, что находится вне его сознания и не зависит от него. Следовательно, субъективным может быть только сознание человека и плоды этого сознания в различных формах их проявления. Объективным же, по отношению к субъекту, выступает весь остальной мир, вместе с атрибутами, формами и законами его существования и в любых его проявлениях.
Как отмечает С.Ю. Иванов, категории «субъективное» и «объективное» являются парными категориями [6], взаимно корреспондирующими друг другу. При этом они могут использоваться в самых различных значениях.
Так, во-первых, «субъективное» может выступать как то, что принадлежит субъекту, а
«объективное» - как то, что принадлежит объекту. При таком понимании в определение «объективного» может включаться как материальное, так и идеальное, ибо объектом может выступать не только природа, но и человеческое общество, и индивид, наделенный сознанием, и даже отдельно взятые проявления человеческого сознания. А «субъективное» в таком случае может также включать как материальное, так и идеальное, ибо субъект сам имеет две стороны: и материальную, так как он является носителем познания и практического действия, и идеальную, поскольку он наделен сознанием.
Во-вторых, «субъективное» можно понимать как синоним «идеального», а «объективное» - «материального». При этом объективным считается то, что находится вне и независимо от нашего сознания: материальный мир, общество, человек как материальный носитель отражательной способности. В этом случае «антиподом» «объективного» выступает «идеальное» как то, что присуще человеческому сознанию, что включается в содержание сознания: ощущения, восприятия, представления, понятия человека, его чувства и воля, словом, все то, что существует во внутреннем идеальном мире человека, является идеальным отражением объективной действительности.
В-третьих, «субъективное» означает активность субъекта познания. А объект познания в связи с этим выступает как нечто пассивное, противодействующее стремлению субъекта получить адекватное, полное знание об объекте. Стремление субъекта построить объективную (полную, точную) систему знания об объекте и «составляет сущность диалектики субъективного и объективного в процессе познания» [6].
Исходя из изложенного, можно констатировать, что действия человека представляют собой некую систему, в основе которой лежит и объективное, и субъективное, выступающие в единстве, взаимосвязи и взаимообусловленности. Преступные действия (бездействие) в этом отношении не составляют исключения.
Например, объективные признаки преступления могут содержать субъективные элементы, которые связаны, например, с потерпевшим или другими людьми. При этом внешние свойства преступных действий представляют собой не только необходимые условия познания субъективных признаков преступления, но и факторы, напрямую оказывающие влияние на характер и протекание мотивации, принятие решения и исполнение его лицом, виновным в совершении преступления.
Кроме того, и сознание человека, совершившего преступление, является не только субъективным, но и в некотором роде объективным. В частности, как отмечает А.И. Плотников, «являясь онтологически (содержательно) субъективным, оно в то же время гносеологически (познавательно) объективно даже в пределах самого деяния» [10].
Заметим, что вышеизложенные философские воззрения оказали сильное влияние на уголовное законодательство и уголовно-правовую доктрину. В частности, серьезному воздействию философской мысли подверглось учение о составе преступления, с развитием которого можно проследить и эволюцию того значения, которое отводили в нем субъективным признакам преступления.
Так, первые упоминания о составе преступления датированы 1581 г. Тогда итальянский юрист Проспер Фаринациус впервые для обозначения доказанных преступных фактов использовал термин «сorpusdelikti» (тело деяния). Указанная категория в Германии применялась в процедуре общего розыска исключительно в процессуальном смысле. Ей обозначали различные внешние следы преступления (например, орудия и средства совершения преступления).
Лишь в конце XVIII - начале XIX столетия анализируемый термин был переведен немецким ученым Кляйном (Klein) как «tatbestand» и использован в значении совокупности необходимых объективных признаков преступления. При этом весьма долгое время из учения о «tatbestand» исключали учение о субъективных условиях виновности. Иными словами, вопрос о вине, субъективных (внутренних) признаках совершенного деяния не охватывался учением о составе преступления. В последующем в трудах германских теоретиков уголовного права субъективный элемент преступления приобретает форму самостоятельного «субъективного» состава преступления наряду с «объективным» составом.
Вместе с тем с усилением общественного воздействия учения Гегеля его правовые идеи начали оказывать существенное значение на теорию «tatbestand». Под влиянием идеи Гегеля о том, что поступок человека отражает единство внутреннего и внешнего, субъективного и объективного, немецкие ученые в своих работах рассматривали преступление как органическое целое его внутренней и внешней стороны, его субъективных и объективных признаков.
Следствием этого стало то, что с течением времени некоторые немецкие ученые стали трактовать содержание «tatbestand» более широко, включая в него не только объективные, но и субъективные признаки преступного деяния. Например, немецкий криминалист, последователь гегелевской философии А.Ф. Бернер, признавая единство объективного и субъективного, включал в состав категории «tatbestand» действие, бездействие, а также вину лица [7].
В дальнейшем германские ученые и вовсе отводят субъективной составляющей состава преступления главенствующую роль.
В российскую научную литературу термин «tatbestand», переведенный на русский язык как «состав преступления», был введен в середине XIX в. Такое заимствование было связано с сильнейшим воздействием различных направлений германской общественной мысли на русскую философию и право.
При этом воззрения Гегеля оказали наибольшее влияние на развитие учения о составе преступления в отечественной доктрине, который у российских ученых, как правило, трактовался с точки зрения совокупности субъективных и объективных признаков преступления.
Так, анализируя труды германских ученых, отечественный юрист В.Д. Спасович отмечал, что «совмещая в себе и внешнюю объективную, и внутреннюю субъективную сторону преступления», corpus delicti стал обозначать «совокупность всех признаков, содержимых в понятии преступления» [11].
Субъективные и объективные элементы различал в деянии также П.И. Люблинский. «Первые, - писал он, - характеризуют деяние как акт воли... Вторые обрисовывают деяние как акт внешнего мира» [9].
В настоящее время в российской юридической литературе господствующим является взгляд на состав преступления как определенную систему, состоящую из четырех в равной степени необходимых элементов: того, на что оно направлено (объект преступления), внешнего выражения посягательства (объективная сторона преступления), лица, которое совершило это деяние, наделенного определенными качествами (субъект преступления), и психической деятельности (активности) лица, непосредственно связанной с совершением преступления (субъективная сторона преступления). Данные элементы выделяются по той простой причине, что они есть в каждом преступлении, независимо от их различия по характеру и степени общественной опасности. Отсутствие хотя бы одного из этих элементов означает, что отсутствует и само преступление.
Наряду с этим в литературе имеются и представления о трехзвенной и двухзвенной структурах состава преступления. Так, в доктрине уголовного права уже высказывались мнения об исключении из элементов состава преступления признаков его объекта и субъекта [подробнее об этом см.:1].
Между тем необходимо отметить, что лишь четырехзвенная структура состава преступления показывает диалектическую связь, которая существует между субъектом и объектом и проходит через деяние, характеризуемое как объективной, так и субъективной сторонами. Такая связь выражается в том, что свойства объекта и объективной стороны отражаются в субъективной стороне, а признаки субъекта зависят и от объекта преступления, и от его объективной стороны.
Исключение же из элементов состава преступления признаков его объекта и субъекта является в корне неверным, противоречащим диалектике объективного и субъективного в явлении. Фактически это становится предпосылкой рассмотрения общественно опасного деяния в отрыве от лица, его совершившего, или от общественных отношений, которым этим деянием причиняется вред. В случае же, если эти признаки, являющиеся обязательными для привлечения лица к уголовной ответственности, окажутся за рамками состава преступления, правоприменителю будет затруднительно принять верное решение в вопросе обоснования уголовной ответственности за то или иное преступление.
Само преступное деяние представляет собой взаимодействие человека со средой, и прежде всего негативное воздействие субъекта, наделенного сознанием и волей, на определенный объект. При конструировании составов преступлений законодатель должен учитывать это взаимодействие, не допуская несоответствия между описанием объективных и субъективных признаков преступного посягательства.
Проведенные историко-правовой и философский анализ, а равно выработанные наукой уголовного права определения таких элементов состава преступления, как его субъект и субъективная сторона, позволяют нам утверждать следующее.
Субъективные признаки состава преступления - собирательное понятие, объединяющее необходимые для обоснования уголовной ответственности (вообще или за преступление определенного вида, разновидности) существенные, упорядоченные соответствующим образом свойства самого физического лица, совершающего общественно опасное деяние, и его психической активности, непосредственно связанной с совершением данного деяния, а равно причиняемыми таковым общественно опасными последствиями, находящиеся в диалектическом единстве не только друг с другом, но и с обособленными от них посредством абстрактного мышления признаками, характеризующими внешнюю сторону общественно опасного посягательства, а равно общественными отношениями, которые от этого посягательства охраняются с помощью уголовного права.
Рецензенты:
Лобанова Л.В., д.ю.н., профессор, заведующая кафедрой уголовного права Волгоградского государственного университета, г. Волгоград;
Давыдова М.Л., д.ю.н., доцент, заведующая кафедрой конституционного и муниципального права Волгоградского государственного университета, г. Волгоград.