Общеизвестно, что названия различных предметов и явлений окружающей среды - это фиксации духовного и культурного формирования человека. Именно по этой причине изучению лексики различных тематических пластов в лингвистике уделяется большое внимание. Одним из таких пластов является фитонимическая лексика, номинирующая растения, которые фиксируют и отражают процесс познания и постижения мира природы того или иного народа.
Описание фитонимии живых говоров необходимо потому, что отдельные наименования растений безвозвратно утрачиваются, диалектное же слово - это, как известно, не только средство коммуникации, оно факт истории эстетических представлений народа об окружающей действительности [9, с. 3].
Если рассматривать историю изучения фитонимической лексики осетинского языка, то ее пик приходится на 1960-1970-е гг. В большинстве исследований затрагиваются лишь отдельные стороны данной проблемы. В частности, в работах Вс. Миллера находим указания на источники заимствования слов - наименований некоторых растений [7; 8]. В трудах В.И. Абаева многие термины растений стали предметом исследования в этимологическом аспекте [1; 2; 3]. В работе О.Г. Тедеевой рассматриваются вопросы заимствованной из грузинского языка терминологии растений [10].
Первая попытка монографического исследования названий растений в осетинском языке сделана Ф.Д. Теховым. В его работе дан как морфолого-семантический анализ фитонимов, так и их этимологическое объяснение. Обогащает книгу приложенный словарь терминологии растений и связанных с ними лексических единиц, который извлечен автором из различных письменных источников и собственных полевых материалов [12].
Осетинская фитонимия является одной из древнейших микросистем. Номенклатура наименований растений является отражением окружающей среды того или иного этноса. Естественно, что играющие первостепенную роль в жизни всего живого, как животных, так и человека, растения привлекали к себе внимание всегда. Впоследствии люди стали отличать их друг от друга и соответственно давать им имена. Свидетельством этого является осетинская фитонимическая лексика, прошедшая столь сложный путь формирования и занимающая важное место в лексическом фонде осетинского языка.
Контакты между разными народами накладывают свой отпечаток как на языке в целом, так и на лексике. Таким образом, из языка выходят из употребления одни термины, но появляются другие, новые обозначения тех же реалий, которые представляют собой свидетельства этих языковых контактов, а значит, и истории народа. По этому поводу В.И. Абаев пишет: «Способность языка служить историческим источником вытекает из того простого и очевидного факта, что элементы языка отражают элементы объективной действительности, что мир языка есть не что иное, как своеобразная переработка в общественном сознании мира реалий. А поскольку язык живет тысячелетия, его показания приобретают значения исторических документов, которые, если уметь их читать, могут многое рассказать о прошлых судьбах того народа, которому этот язык принадлежит» [4, с. 35].
Общеизвестно, что изначально предки осетин скифы становятся известными как кочевой народ, ведший скотоводческое хозяйство. Результатом этого является более богатая скотоводческая терминология по сравнению с другой отраслевой лексикой. Земледельческая и садоводческая терминология менее развита по причине того, что эти отрасли в силу особенностей исторического развития не играли в жизни осетин столь важную роль, как скотоводство.
Так как предки осетин были классическими скотоводами, не исключено, что в прошлом в осетинском языке и в лексике растений (в частности, наименования трав) в основном превалировал иранский слой подобно тому, как это могло быть у скифов и алан. Однако в дальнейшем во всех сферах терминологии растений осетинского языка сильно сказалось многовековое влияние соседних народов. В частности, появились новые названия съедобных трав [11]. Названий для всевозможных съедобных трав довольно много, но лишь немногие из них могут быть возведены к древнеиранскому. Большинство из них относится к альпийской флоре Кавказа [3, с. 48-49].
В осетинском языке больше всего иноязычное влияние сказалось на терминологии земледелия и наименований культурных растений. Земледелие, которое требует частичного перехода на оседлость, внедрялась у осетин постепенно, несколькими этапами. Этим обусловлена большая неоднородность земледельческих терминов по их происхождению и давности бытования на осетинской почве. Наряду с более древними элементами мы встречаем более новые, принятые у соседних народов [3, с. 59].
По поводу заимствований из европейских языков, которые появились в осетинском языке на более ранней стадии развития земледелия, В.И. Абаев пишет: «Стало выясняться и происхождение земледельческих терминов. И тут вскрылся важный с культурно-исторической точки зрения факт: ряд основных терминов земледельческой культуры ведет не к иранским, а к европейским языкам: славянским, балтийским, италийским, кельтским. Вывод напрашивается сам собой: предки осетин, скифские племена первоначально кочевники и скотоводы, переходили на оседлость и усваивали начатки земледелия в условиях контактов с европейскими народами» [2, с. 241].
На Кавказе осетины во многих сферах подвергались культурному влиянию кавказских и тюркских народов, что закономерно отразилось и в их сельском хозяйстве. По всем данным осетины с плодовыми и огородными культурами познакомились на Кавказе. Об этом говорит тот факт, что нет ни одного названия плодового дерева или овоща, которое восходило бы к древнеиранскому [3, с. 60]. Следует отметить, что большая часть названий растений и связанных с ними терминов в осетинском частично восходит к кавказскому субстрату или же является результатом кавказских и тюркских заимствований. Позже список заимствований в лексике растений осетинского языка был пополнен новыми словами из русского языка и других языков через русское посредство [11].
Таким образом, в лексической системе осетинского языка, во всех его диалектах и говорах значительный пласт составляет фитонимическая лексика, которая довольно многообразна: это номинации деревьев, кустарников, цветов и травянистых растений, культурных и дикорастущих растений и т.д. Эти номинации в лингвистических исследованиях принято называть фитонимами. Их можно рассматривать в разных аспектах: словообразовательном, морфемном, этимологическом, а также с точки зрения вариативности их употребления в различных говорах конкретного языка.
В ходе наших диалектологических экспедиций по сбору материала по лексике дигорских говоров нами были зафиксированы некоторые случаи вариативности употребления диалектоносителями некоторых названий растений, что и подвигло нас на данное исследование. Хочется отметить, что ввиду недостаточности (ограниченности) языкового материала данное исследование не претендует на целостность и комплексность. Однако мы бы хотели отметить некоторые свои наблюдения в этой области, потому как значимость таких языковых фиксаций в условиях стремительного нивелирования современных говоров под влиянием различных факторов (литературного языка, городской культуры, междиалектного контактирования) несомненна. Основной нашей задачей мы считаем сохранение для истории некоторых слов - наименований растений и их вариаций, функционирующих в речи носителей современных дигорских говоров, которые постепенно утрачиваются.
Рассмотрим некоторые случаи варьирования.
Кукуруза. В дигорских говорах мы имеем соотносительный ряд: nartixwar / nantixwar / nantuxwar. Буквально «нартовский» (nart-) злак (xwarӕ-). В иронском диалекте nartxоr. Появление в дигорских говорах варианта данной лексемы с заменой звука r на n может быть продиктовано довольно распространенным явлением, а именно чередованием данных звуков, например: barimӕxsun / banimӕxsun - спрятать; ǧurcʼӕ / ǧuncʼӕ (размятый в руках комок (молодой крапивы)); rimӕxsun / nimӕxsun (прятать, скрывать) и т.д. Следует отметить, что по нашим данным на сегодняшний день, в дигорских говорах наиболее частотно употребление варианта nantixwar.
Виноград - sӕnӕfserӕ /sӕnӕfšerӕ / sӕnžeri. Буквально «винный колос», вино (sӕnӕ) колос (ӕfserӕ). Вариант sӕnžeri характерен для речи жителей с. Озрек КБР. В данном населенном пункте используется также вариант sӕnӕfserӕ, но гораздо реже, и то чаще в контексте того, что они знают, что так виноград называется в других селах. В варианте sӕnžeri мы видим замену сегмента составного слова ӕfserӕ сегментом žeri, семантику которого нам объяснить пока сложно. По поводу двух других вариантов sӕnӕfserӕ / sӕnӕfšerӕ можно сказать, что их образование продиктовано закономерным для дигорских говоров соканьем и шоканьем, однако заметим, что во многих населенных пунктах, где бытует шокающий говор дигорского, данное слово произносится как в сокающем, а именно - sӕnӕfserӕ (Лезгор КБР, с.с. Черноярское и Ново-Осетиновское Моздокского района РСО-А). На наш взгляд, это явление - результат тесного междиалектного взаимодействия.
Результатом междиалектных контактов также является появление такого варьирования в говорах дигорского, как nori / bodӕn (чеснок), в некоторых случаях мы имеем даже форму budӕn «чеснок» (ср. диг.bodӕn ир. nury) [12]; getʼre, xwӕrgӕnasӕ «огурец» (ср. диг. xwӕrgӕnasӕ ир. ǯit'ri);
Отметим, что диг. bodӕn (чеснок), в отличие от ир. nury, является оригинальным осетинским термином, в то время как синонимичное ему nury является заимствованием из грузинского языка, как и названия ряда других огородных растений в осетинском (bulk'/ bolgӕ «редька»; ǯit'ri «огурец»; nas / nasӕ «тыква»).
Как видим, дигорское xwӕrgӕnasӕ «огурец» образовано путем словосложения (букв. «съедобная тыква»). Таким же образом образован дигорский термин fiwnasӕ «дыня» (букв. «жир тыква»). Для обозначения дыни в говорах дигорского используются также различные вариации термина misi /nesi / neši, тоже грузинского происхождения. Здесь причиной образования вариаций, как мы видим, являются опять же закономерное для дигорских говоров чередование m / n. А также базовое соканье и шоканье.
Укроп - fitxwasӕ, kenǯe, qontxura (ир. qontxora).
Из представленных вариантов рассматриваемого культурного травянистого растения наиболее активным термином в говорах дигорского диалекта является fidxwasӕ (букв. fid «мясо» xwasӕ «сено, трава», возможное трактование «трава, используемая в качестве приправы к мясу»). Отметим, что лексема xos / xwasӕ иранского происхождения. В осетинском языке имеет значения: 1) сено; 2) лекарство; 3) вообще средство «выход из положения».
Любая номинация растений имеет в своей основе причину или основание, которое можно рассматривать как мотивы для наименования растений. Мотивации могут быть разными (допустим, особенности самих растений и их частей, функции и применение) [5].
Следует отметить, что в народной медицине осетин огромное значение имели растения. Подавляющую часть лекарств осетинские лекари обычно готовили из растений, деревьев, кустарников, особенно трав. Термины, обозначающие лекарственные растения в осетинском языке, - это в основном сложные слова, состоящие из названия недуга и компонента xos / xwasӕ, например: wydyrnyxos «манжетка» (букв. «лекарство от экземы»); syrxyxos «синеголовник исполинский» (ею лечили рожу) и т.д. [11, с. 10-11]
Возможно, именно поэтому у данного слова, помимо основного значения «сено, трава», появились значения «лекарство, выход из положения, вообще средство».
Подсолнух - ӕxsinӕn / qӕne / semickӕ / soxuran. Подсолнух в большинстве дигорских говоров номинируется лексемами ӕxsinӕn, qӕne или заимствованным из русского semičkӕ / semuckӕ, за исключением осетин, проживающих в с. Черноярское Моздокского района. В говоре дигорцев-черноярцев для обозначения подсолнуха используется лексема soxuran, которая в свою очередь тоже имеет вариативные формы (soxra, soxran, soxur). Вероятно, данный термин является заимствованием из кабардинского языка. Учитывая факт иноязычного окружения данной группы дигорцев, появление в их речи заимствованной лексики - явление закономерное.
Как мы видим, осетинская диалектная фитонимическая лексика активно функционирует в языке и отражает региональную специфику говоров на современном этапе их развития. Наибольшей вариативностью отличаются названия растений, относящиеся к группе садово-огородных культур. Это объясняется тем, что именно растения этой группы наиболее осязаемы и актуальны для человека.
Появлению соответственных явлений в области фитонимической лексики говоров дигорского варианта осетинского языка способствуют определенные факторы: закономерные фонетические особенности того или иного говора, которые отражаются на фонетическом облике лексем (чередование звуков, цоканье / чоканье); различные условия существования и развития того или иного говора (например, говоры, которые развиваются в иноязычном окружении, впитывают в себя терминологию соседних языков, тем самым вытесняя собственную); междиалектное контактирование, проявляющееся в образовании контаминированных форм.
Терминология растений осетинского языка, прошедшая определенную стадию становления и развития, характеризуется неоднородностью происхождения.
Принятый список сокращений:
Ир. - иронский вариант осетинского языка
Диг. - дигорский вариант осетинского языка
Рецензенты:
Гацалова Л.Б., д.фил.н., ведущий научный сотрудник отдела осетинского языкознания ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева» ВНЦ РАН и Правительства РСО-Алания, г. Владикавказ;
Парсиева Л.К., д.фил.н., доцент, ведущий научный сотрудник отдела осетинского языкознания ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева» ВНЦ РАН и Правительства РСО-Алания, г. Владикавказ.