Данная работа не является в этом плане исключением, поскольку обращена к проблеме определения подлинной саморепрезентации человека в современном обществе, выводящей к необходимости прояснения экзистенциального смысла феномена самотворчества (не мыслимого вне контекста эстетического рассмотрения). Чем, собственно, вызвана необходимость обращения к его прояснению? Вполне очевидно, что существование человека, обусловленное приоритетностью ценностей, заданных обществом потребления, побуждает заявлять о себе определенным образом, иными словами саморепрезентироваться, тем самым утверждая свою самобытность, уникальность, исключительность и т.д. по сравнению с другими. И получается так, что для решения этой первостепенной задачи столь актуальной на уровне повседневной действительности оказываются все средства «хороши»: эпатажность поведения и создание вокруг собственного Я сенсаций; скандальность, «крикливость», шокирование и манипулирование сознанием; ниспровержение авторитетов и стремление «сделать свое имя», посредством привлечения к себе внимания неадекватными способами самовыражения; «погоня» за особым имиджем и дублирование популярных образов - все это наиболее яркие и популярные формы самопрезентирования субъекта, желающего так или иначе самоутвердиться в современном обществе. Проявление «перфоманса» в частности характерно для некоторых деятелей современного искусства, выдвигающих в качестве произведения искусства самих себя, например, художник-постмодернист В. Мамышев, изображающий себя в образах различных исторических персонажей или О. Кулик, представший перед зрителями в образе человека-собаки, живущей в железной клетке, который таким способом пытался выразить «свое отношение к политическому аспекту американской жизни» [3].
Все это имеет место быть и находит свое широкомасштабное проявление на фоне повседневного развития событий нашей многогранной жизни. Однако когда человек при этом заявляет о своих притязаниях «быть личностно воспринятым и востребованным Другим», здесь уже возникает диссонанс между желаемым и достигнутым, поскольку происходит стирание соответствия между заявленным вектором целеполагания и истолкованием сути желаемого. Ведь избрание популярных способов самоутверждения, вызывающих отклик внутри массового общества (порой приобретающих даже антисоциальный характер), будучи пронизанными идеей утверждения абсолютной, беспредельной свободы, на самом деле не только не имеет ничего общего с феноменом подлинного самотворчества, а, напротив, лишь фальсифицирует его сущностные основания (как в процессуальном, так и результативном планах рассмотрения). За подобными способами самоактуализации подлинность Я угасает, исчезает, поскольку, втягиваясь в соблазн псевдоосуществления, человек все более отдаляется от возможности личностного самораскрытия. Обретение общественной популярности, самоутверждение через признание со стороны других своего особого статуса, стремление заставить говорить о себе (вне зависимости от характера содержательной стороны обсуждения), желание быть ярким и востребованным в популяризированной парадигме общественных практик повседневной реальности - все это, в сущности своей, не является экзистенциально значимым событием в жизни субъекта и как результат не имеет ничего общего с событием самотворения как такового.
В связи с вышесказанным, в фокусе внимания оказывается на первый взгляд простой вопрос: что значит творить себя? Может есть какие-то технологии самотворения и путь к разрешению проблемы состоит всего лишь в освоении определенных приемов и навыков? И здесь мы вынуждены усложнить ситуацию, отвечая, что, отнюдь, самотворчетво не сводится ремесленному самовоспроизведению. Это не ремесло, которое предполагает разработку технологий безупречного творения собственного Я. Более того и сама «успешность», если так можно выразиться, самотворчества не определяется умением применять какие-то навыки подведения Я под некие субъективные идеалы или уже признанные в обществе устойчивые эталоны самовыражения. Равно как самотворчество не сводится и к воспроизведению различных модификаций собственной репродукции. Пользуясь терминологией Ж. Бодрийяра [2], оно не должно подменяться самовоспроизводством симулякра, искажающего онтологическое своеобразие Я, где наиболее яркими его характеристиками выступает бессодержательность и отсутствие эстетической формы. Все выше перечисленное есть вариации самопроявления, не имеющие никакого отношения ни к эстетическим, ни к экзистенциальным характеристикам самоосуществления личности.
Так что же имеется в виду, когда речь идет об экзистенциально-эстетическом самопреображении человека как субъекте самотворчества? Исходным ориентиром, определяющим пространство предстоящих изысканий, выступают положения, заданные в пределах фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, раскрывающие онтологическую природу Dasein (вот-бытие) [8]. Человек с позиций экзистенциальной онтологии понимается, прежде всего, как экзистенциальный субъект, который «...лишь экзистируя есть своя самость» [10, с.117]. Dasein предстает как распростертое в мир существование, подлинность личностного бытия которого открывается в актуализации возможности выходить за пределы налично данного, уже упорядоченного, освоенного, обжитого, устоявшегося жизненного мира.
Далее, оставаясь в русле экзистенциальной онтологии, зафиксируем положение, вокруг которого будет вращать дальнейший ход наших рассуждений: «самотворчество» есть сущностное проявление «экзистенциального свершения» личности. Здесь стоит остановиться более подробно на раскрытии авторской позиции в отношении понимания «свершения», имеющего, как видим, непосредственное отношение к интересующему нас феномену «самотворчества». Прежде всего, мы исходим из того, что экзистенция в сущности своей пронизана самой «возможностью свершения» - это имманентно заложенная способность человека входить в «просвет бытия» (М. Хайдеггер). В свершении (Ereignis) происходит развертывание сущности бытия: через обретение, становление Dasein, через события сбывания собственной бытийности и осуществляется свершение Бытия как такового [6]. Причем здесь важно удержание некой двойственности «свершения», мыслимой как возможность «выставленности» в открывшейся горизонт онтологической неопределенности, изначальности и одновременно с этим как возможность «сбывания» Dasein в собственной определенности -свершенное событие собственной бытийственности.
В экзистенциально значимых событиях свершения, таким образом, происходит обнаружение подлинности своего бытия и открывается перспектива предстоящего сбывания (онтологической проявленности собственного Я). В целом этот процесс можно определить как «экзистенциальное свершение», которое целиком захватывает нас, представляя собой принципиально незавершенную процессуальность развертывания бытия личности в различных онтологических уровнях и модусах осуществления [3]. Разработка автором концепции «экзистенциального свершения» потребовала введения в обиход и экспликации целого ряда понятий, которые непосредственно соотносятся друг с другом, актуализируя его смысловую составляющую. Одним из таких понятий выступает «самотворчество», поэтому мы перемещаемся в центр экспликации его сущностного содержания. В данной работе внимание акцентируется на прояснении сущностной характеристики самотворчества как процесса онтологического «собирания» и «приращения».
Самотворчество как процесс «онтологического собирания». События эстетического свершения имеют экзистенциальную значимость и не являются сами по себе чистым самовыведением, самопроявлением Я на поверхности бытия, а предполагают прорыв за границы некогда проявленного, выведение к необозримо и качественно иному - самотворению, возможного в границах образного, творческого самосозерцания. В этом событии открывается путь к онтологическому самораскрытию Я, возможному через обнаружение бесконечной неисчерпаемости внутренних ликов своей самости, воспринимаемой в контексте самотворения личностного начала. Это означает, что на личностном уровне самотворчество разворачивается как «собирание» себя в онтологическом смысле, что предполагает его архитектоническое оформление (пользуясь терминологией М.М. Бахтина), ведущего к возникновению «внутренней, более сложной и живой, реальности» [5]. Это значит, что энергия порождения и бесконечности перерождения онтологического смысла, заключенная в архитектонике личностного бытия, возможна не в модусе пассивного пребывания Я (со-присутствующего сущего в лоне Бытия наряду с Другим налично данным в действительности), а в состоянии непрерывной подвижности, постоянном самообновлении через открытость (невыразимое, «живое», подлинное) его онтологических границ, допускающим возможность интенционального выдвижения навстречу Другому.
Что же все-таки означает, когда человек выражает себя в субъективной саморепрезентации как субъекте самотворчества? В определенном смысле он выступает как художник собственной жизни. И здесь прежде всего речь идет о возможности качественного преображения его личностного начала. Причем успешность или не успешность данного процесса не определяется наличием критических, неодобрительных отзывов со стороны Другого. Выпадение из поля внимания Другого, присутствие в состоянии самозабвения в Бытии, отсутствие признания и особой заинтересованности (эстетической) со стороны Другого как исключительному, неповторимому личностному началу - это показатели одного характерного для самотворчества пограничного состояния (Я «присутствию-отсутствию» для Другого). Здесь имеет значение сама устремленность к качественному (онтологическому) самопреображению и самопроявлению в качестве такового, к свершению события эстетически и экзистенциального значимого для себя самого, собственно эта качественность и является тем источником притяжения, который инициирует по отношению к себе эстетически настроенного Другого.
Самотворчество как «онтологическое приращение». Обоснование этого положения отсылает к способности трансцендирования, заложенной в самой процессуальной структуре свершения, которая является выражением экзистенциальной потребности человека в онтологическом самоосуществлении, задающим перспективу преодоления имманентной данности бытия [3, С. 36]. Она выступает условием возможности исполнения Dasein в своем собственном бытии. В «свершении» сосредоточена устремленность к переходу в качественно новое измерение - экзистенциально значимому событию, распахивающему, расширяющему онтологический горизонт подлинного осуществления. В этом смысле экзистенциальная значимость свершения выражается в самотворчестве, рассматриваемом как возможность онтологического «прироста». Этот момент особо подчеркивается в работе А.А. Осанова, в которой свершение трактуется как «развертывание или «высвечивание» бытия - это своего рода накопление или «прирост бытия», который происходит только через человека и посредством того, что человек открывает в мире, прислушиваясь к окликанию бытия (круг замыкается, и человек оказывается вписанным в его нутро)»[5]. Самотворение выступает качественной характеристикой свершения: личность свершается не столько как данность со-присутствующая в Бытии, сколько как непредзаданная открытость Бытию; обнаруживая себя в хаосе, неопределенности, неразличимости сплетения пока еще неоформленных потенций своего предстоящего бытийствования, она оказывается непосредственно «вплетенной» в процессуальность всеобщего онтологического свершения.
Самотворчество, исходя из вышесказанного, обуславливает раскрытие перспективы собственного восполнения, превосхождения, самоактуализации потенциальных возможностей, т.е. в спектре открытия возможных модусов свершения. Это значит, что в отношении личностного бытия можно говорить только как бесконечности самотворчества, претворяющем свое раскрытие, обнаружение, усложнение, совершенствование, т.е. как свершающемся бытии (но не как о застывшем, ставшем, уже-состоявшемся, сбывшемся и т.д.). Посредством интуитивно-образных способов отношения к Другому раскрывается творчески-продуктивный потенциал самоприращения на различных этапах свершения личности. Создается поле для энтропии, трансформации онтологических оснований, выбрасывающих за пределы налично данного повседневного существования.
И вновь вернемся к вопросу, что же означает - творить свое бытие? Как уже отмечалось, вариативность ответов рождается в сфере взаимопроникновения эстетического и онтологического начал, где бытие человека разворачивается как «эстетическое свершение», а само проявление жизни раскрывается как художественное творение бытия. Человек воплощается в подлинных актах своего свершения, т.е. творит свое бытие (созидает произведение своей жизни), раскрываясь в бытии присущим ему способом. Но далеко не каждый поступок, деяние может стать событием экзистенциального свершения (творением), а только тот, в котором, пользуясь терминологией М. Хайдеггера, совершается раскрытие-обнаружение, становление и совершение «истины сущего» [9, С. 280-281]. Разворачивая данный фрагмент, можно продолжить: «Я совершаюсь» и этот процесс осуществляется через раскрытие полноты своей собственной экзистенциальной сущности. Через феноменальный план бытия «Я» делаю «видимым» путь своего экзистенциального свершения. И пусть эта прорывающая в реальное видимость собственного бытия кажется ничтожной каплей из необъятного горизонта заложенных «во мне» возможностей, но тем не менее она является свидетельством напряженности «моего экзистенциального совершения» в бытии. Выраженность «моего» свершения (в эстетическом смысле) - есть событие сбывания «моего» подлинного присутствия, представленного в бытии, что, используя терминологию Г.-Г. Гадамера, можно назвать «осуществленным присутствием» [1, С. 662]. Событие самотворения есть способ «репрезентации свершения» - событие бытия, благодаря которому «... тотчас же происходит прирост бытия» [1, С. 188], а значит, и преодоление о-пределенности того, что наличествует как явно данное, конституируемое гранью, отделяющей от возможного перехода в «иное», которое, согласно С.Л. Франку, своим конституирующим признаком объявляет онтологическую неисчерпаемость [7, С.240]. Посредством интуитивно-образных (эстетических) способов отношения к Другому раскрывается творчески-продуктивный потенциал самоприращения на различных этапах свершения личности. Создается поле для энтропии, трансформации онтологических оснований, выбрасывающих за пределы наличной действительности.
Таким образом, значимость онтологической функции творческого начала заложена в основных положениях онтологических и эстетических воззрений М. Хайдеггера, отталкиваясь от идейного содержания которых, мы попытались выразить сущность самотворчества как неотъемлемого свойства самой жизни, связанного с непосредственным обнаружением и преодолением разрывов внутри фундаментального проекта Бытия (как феноменальном, так и в ноуменальном планах), т.е. с превосхождением повседневного, обыденного уровня существования. Самотворчество, рассматриваемое как способ экзистенциального самовыражения личности, выступает своеобразным транслятором онтологического «здоровья» субъекта. Ведь это своеобразный путь к открытию подлинности своего бытия, посредством эстетически-интуитивного «видения». Принадлежность субъекта к миру сущего словно растворяется в свершении подлинности бытия, которая открывается в искусстве творения собственной жизни - онтологии эстетического свершения личности, что прежде всего связано с эстетическим переживанием (катарсисом) себя в качестве «живого», бытийствующего Я.
Рецензенты:
Корниенко А.А., д.филос.н., профессор кафедры философии Института социально-гуманитарных технологий Национального исследовательского Томского политехнического университета, г. Томск;
Никитина Ю.А., д.филос.н., профессор кафедры философии Института социально-гуманитарных технологий Национального исследовательского Томского политехнического университета, г. Томск.