Исследование особенностей взаимодействия социума и власти в социологической науке началось с момента утверждения ее как самостоятельной сферы знания. Так, в социологии сформировалась классовая концепция власти, рассматривающая власть (государство) в качестве совокупности соответствующих институтов, отражающих интересы господствующего класса (данную традицию в социологии условно обозначают как марксистскую). Существенное место в этой концепции занимает теория отчуждения власти от социума.
М. Вебером осуществлена конкретизация марксистского анализа посредством концепции государства как некого «органа легитимного насилия», которое предполагает определенный уровень согласия социума с действиями государства. Ученый выделяет следующие способы реализации власти в отношении социума:
1) основанный на харизме (определенной форме восприятия вождя);
2) основанный на традициях;
3) основанный на оптимально сформулированных принципах и правилах.
Эти способы регулируют отношения доминирования (господства) и подчинения, которые представляют собой некую основу социальной ткани, так как ни один социум не может нормально существовать без деления на тех, кем управляют, и тех, кто управляет. Это есть ключевое классовое деление любого социума [6].
При этом М. Вебер разграничивал понятия «политическая власть» и «хозяйственная (экономичная) власть», базируясь на рассмотрении политики в качестве деятельности, апеллирующей к интересам и потребностям социума, государства, конкретных наций и т.д.
Э. Дюркгейм обращает внимание на вопрос о значении коллективных представлений общества, которые исследуются им в качестве специфических «социальных факторов». При этом проблематика социума и власти рассматривается в новом аспекте. Особую важность обретают «коллективные представления», сложившиеся как в социуме относительно власти, так и во власти - в отношении социума. В системе коллективных представлений Э. Дюркгейм делает разграничение понятийных категорий «светское» и «священное». Социум как реальность надындивидуального плана представляется в понимании ученого некой базой религиозного осознания: «Бог есть прежде всего существо, о котором человек думает как о более возвышенном, превосходящем его самого, и свою зависимость от которого он постоянно ощущает». С позиции Т. Парсонса власть напрямую связана с политической подсистемой, особенности которой заключаются в целеполагании по отношению к социуму в целом. Согласно точке зрения ученого власть является генерализацией всех социальных отношений. Это своего рода генерализированный язык, который понятен всем членам общества и всем его социальным группам. Он обеспечивает функционирование политических отношений точно так же, как деньги обеспечивают функционирование отношений экономических [8].
По мнению французского социолога П. Бурдье, в поле политики осуществляются воспроизводство и обмен различных форм политического и символического капитала, которые и представляют собой необходимое условие существования власти. Для понимания взаимодействия власти и общества особое значение имеет вопрос о возможностях пересечения поля политики с полями культуры и экономики [5].
Существенное внимание вопросам взаимодействия власти и граждан также уделял Т. Гоббс. Ученый предпринял попытку раскрыть принципиальную сущность договорных отношений, техники соглашений в политической сфере, ставших базой сформировавшегося в дальнейшем демократического социума и власти. Ключевое внимание он уделял такому вопросу и одновременно важной части демократической процедуры, как отношения меньшинства и большинства [7].
Согласно позиции Т. Гоббса для формирования государства необходимо добровольное согласие всех членов его социума. При этом при определенных условиях будет достаточно, чтобы такое соглашение заключили не все, а подавляющее большинство людей. В данной ситуации государство возникнет вне зависимости от мнения несогласных, после чего вновь созданное государство, пользуясь уже собственной силой, сможет ее использовать против них, реализуя свое право на установление и поддержание мира.
По Т. Гоббсу, верховной властью в любом государстве обладают собрание или отдельный человек, воле которого, отказавшись от права на сопротивление, подчинили свою волю так называемые естественные лица. При этом право на самосохранение, из которого в качестве следствия вытекает и право на самооборону, является естественным правом гражданина. Оно остается у него даже в случае полной передачи абсолютно всех его прав верховной власти. В случае же нарушения законодательства провинившийся наказывается, но и в ситуации наказания, предписываемого законной властью, у гражданина сохраняется право на самооборону. Согласно точке зрения Т. Гоббса лояльность других членов социума в данной ситуации выражается именно в несопротивлении действиям и решениям власти, а .также в неоказании помощи виновному, т. е. в некоторой пассивности. При этом государство не представляет собой единственное гражданское лицо: им может быть любое собрание граждан, заключивших соответствующее соглашение (к примеру, купеческий союз, заключивший соглашение на объединение с целью совместного ведения дел, и т.д.). Однако такой союз не есть государство, так как его члены не отказались от всех своих прав, но только от их части в пользу сообщества. Следовательно, они всегда могут предъявить к нему какие-либо претензии либо полностью аннулировать договор, что не представляется возможным в государстве: так как полнейший отказ от своих прав предполагает отказ от соответствующих претензий к государству, а также отказ от права заключать либо расторгать договорные отношения.
Классическое понимание власти сопряжено с традицией экономического детерминизма, так как сами классы или иные «общественные силы, определяющие политическую борьбу», структурированы экономически и руководствуются экономическими материальными интересами.
А.И. Бобылев в своем исследовании акцентировал внимание на ключевых проблемах, связанных с взаимодействием общества и власти и получивших особую актуальность в социологической науке ХХ в.:
1) на углублении представлений о политике как системообразующей сфере деятельности по отношению к социуму, что связано с преодолением экономического детерминизма в объяснении взаимодействия общества и власти, равно как и с преодолением утилитаристского подхода к пониманию мотивации поведения человека;
2) на анализе механизмов согласия (принятия власти), которые задаются в значительной степени состоянием культурного поля. Здесь особое значение приобретают коллективные представления о рациональности и легитимности властных институтов;
3) на выявлении трансформации инструментов осуществления властного господства: от прямого насилия как «записи на теле» к значению всеобщей письменности и всеобщего образования как условий функционирования институтов демократии, равно как и роли автобиографии для становления личностного самосознания;
4) на подчеркивании специфики политического капитала как ресурса власти в обществе, использующей экономический и символический капитал для своего самоутверждения;
5) на выделении специального круга проблем, связанных с насилием как совокупностью практик, не только осуществляемых государством, но и проникающих в культуру повседневного общения [2].
Каждая попытка реформирования России имела свои особенности, и практически всегда на первое место выдвигался вопрос о политическом субъекте реформирования. Однако следует отметить, что ни в политической науке, ни в психологии, ни в других смежных областях нет единого подхода к изучению этого вопроса, включающего, помимо прочего, проблемы взаимодействия властной элиты и социума.
Россия и Европа всегда были неразрывно связаны не только в силу их географического положения, но и посредством сложного взаимовлияния друг на друга. Культура России, как и культура Западной Европы, представляет собой синтез язычества, иудейского и христианского духовного наследия. Но одни и те же элементы каждой из названных культур отражены по-разному в различных взаимодействиях и соотношениях [13].
В культуре России и в культуре любой западноевропейской страны существовали два полярных начала: индивидуалистическое и общинное. Между ними велась борьба, но в то же время они уравновешивали друг друга. Окончательно не могло победить ни одно из этих начал. Если представить себе невозможное, то полное торжество индивидуализма означало бы, как у Т. Гоббса, борьбу всех против всех, что в известной мере наблюдалось в эпоху Возрождения [1]. Общество не могло бы существовать. Не могло полностью победить и общинное начало, ибо это также привело бы к деградации и вырождению цивилизации.
В силу объективных природных, географических и исторических условий жизни в Западной Европе индивидуализм преобладал над общинностью. Преобладал, но никогда не побеждал, даже в самых «индивидуалистических» странах.
Политическая и государственная независимость России оказывалась, с одной стороны, основой ее развития по европейской модели, с другой - ее зависимости от Западной Европы. В XV-XVI вв. закладывались предпосылки имперской модели реформации России, которая до настоящего времени в значительной степени определяет судьбу нашей страны.
Практически все отечественные реформы подчинялись не столько решению внутренних проблем страны и увеличению благосостояния народа, сколько задачам обороны от внешних врагов, военно-политической экспансии империи и поддержания статуса великой державы. Ядром имперской модели было создание мощного военно-промышленного комплекса и обслуживающего его государственно-бюрократического аппарата. Именно по этой причине реформация в России начиналась «сверху» с инициативы политического класса, в частности его отдельной части, сопоставляющей Россию с Западом. Этот класс в целом не был заинтересован ни в коренном преобразовании социальных отношений, ни в повышении развития инициативы граждан. Существование империи могло опираться только на жесткую централизацию и авторитарный контроль над обществом со стороны власти для того, чтобы сохранять самодержавный строй. Необходимо также учитывать и геополитический фактор, который способствовал консервации соответствующих архаичных порядков, а также абсолютистского централизма. Стремление российских правящих элит реформировать Россию «сверху» усугублял раскол между дворянской и крестьянской цивилизациями. В России реформаторы были отделены от народа не только социально, экономически и политически, но и ментально, т.е. они были носителями чуждых для традиционной России идей и концепций, не были укоренены в исторически сложившейся культурной среде.
На основе анализа научной литературной авторы пришли к выводу: характерной для исторического развития России особенностью является то, что каждый новый реформаторский план отрицал предыдущий, приходящие к власти элиты отвергали устоявшиеся в течение длительного периода ценностные ориентации и нормы, в результате чего в известной мере утрачивались накопленные достижения. На каждом этапе реформирования правящая элита сознательно или бессознательно интегрировала фундаментальные свойства предшествующих политических режимов. При этом на культурно-бытовой поверхности более всего заметной стала радикальная трансформация официальной идеологии, но государственная модель не исчезала. Радикализм лозунгов сочетался с внутренней, глубинной преемственностью. Благодаря этому политическая сущность российских реформаторов продемонстрировала устойчивость своих базовых начал.
Очевидно, что взаимодействие власти и народа как в России, так и в любом другом государстве не складывается просто и однозначно. При этом в России в силу особенностей ее политической культуры отношение людей к власти, а также качество и структура самой власти представляются одними из центральных аспектов политического развития [4].
В последние десятилетия отечественная политическая система также рассматривает различные вопросы власти. В числе прочих поднимаются тематические аспекты, связанные с тем, как власть выглядит и воспринимается самими гражданами. Так, с одной стороны, люди, привыкшие к различным патерналистским моделям коммуникаций с властями, ожидают от них соответствующей инициативы, а также возлагают на них определенную ответственность за происходящее процессы в стране. С другой стороны, в процессе демократической трансформации власть в большей степени вынуждена заботиться о своем особенном имидже, осознавая, что этот имидж существенным образом может повлиять на результаты выборов [3, 11]. При этом ключевое отличие текущей ситуации от ситуации, присущей традиционной политической культуре России, состоит в том, что современная власть не может рассчитывать лишь на силовые методы и приемы. Сегодняшние представители власти стараются вызвать симпатию у народа. Отметим, что с появлением новых коммуникационных технологий сформировались и новые требования к самой власти, новые технологии ее поддержания, основанные на исторических, политических и психологических закономерностях восприятия людьми власти.
То, какими видят власть и ее представителей рядовые граждане, влияет на их электоральный выбор, на поддержку власти между выборами и на тот диапазон возможностей, которые открываются перед политическими лидерами в ходе исполнения ими своих властных функций [12]. Образы власти отличает, с одной стороны, существенная изменчивость, связанная и с индивидуальными действиями политиков, и с колебаниями общественного мнения, подверженного различным воздействиям, как целенаправленного свойства, так и случайных событий, политических кризисов и массовых настроений. С другой стороны, глубинные пласты образов отличает известная устойчивость, так как они, как правило, не осознаваемые людьми, питаются из резервуара коллективных представлений, уходящих своими корнями в глубокие традиции национальной политической культуры (психология восприятия власти) [14].
Таким образом, авторы делают вывод о том, что по отношению к власти у общества сложились две противоположные друг другу системы установок. С одной стороны, это установка на то, чтобы избавиться от опеки государства, а с другой (и, вероятно, такие установки встречаются чаще) - это ожидание от власти помощи и заботы.
Кроме перечисленных тенденций, имеющих место на современном этапе, существуют и другие особенности в исследуемой сфере.
Так, по мнению Н.В. Мерзликина, Г.В. Осипова, Л.Н. Москвичева, в ряду новейших тенденций проявились следующие ключевые направления политической трансформации отечественного социума: появление новых структур власти, способствующих укреплению властной вертикали и формированию единой общефедеральной, региональной и муниципальной политики; реализация мероприятий по укреплению авторитета центральной власти, направленных на увеличение влияния и политического веса государства; трансформация сформировавшихся на предыдущих этапах властных структур, реализация перераспределения между ними соответствующих полномочий для усиления Федерального Центра и др. [9].
Отметим, что в целом в России пока не привилась сформированная на основе западной модели «нации-согражданства» соответствующая идеология «россиянства». При этом самоорганизация общественной сферы осуществляется по направлению актуализации не только гражданско-правовых, но в большей мере так называемых органических общностей, консолидированных по признаку единства исторического опыта, приобретенного посредством социализации.
Л.В. Терентьева выделила следующие тенденции, прямым образом оказывающие влияние на характер взаимодействия власти и общества: изменение государственного устройства России; трансформация российских властных структур; появление новых социальных институтов общества; трансляция и адаптация к российским реалиям западных образцов взаимоотношений между обществом и властью [10].
Таким образом, исследовав отношения между властью и социумом в современной России, авторы статьи пришли к выводу, что во взаимодействии этих социальных институтов наметились определенные трансформации, обусловленные следующими ключевыми причинами: трансформацией российских властных структур; появлением новых социальных институтов общества; трансляцией и адаптацией к российским реалиям западных образцов взаимоотношений между обществом и властью.
Опираясь на мнения ученых (социологов, политологов, философов, психологов), авторы полагают, что процесс становления новых отношений между властью и социумом в современной России еще не закончен, чему способствуют глубокая социальная стратификация различных слоев отечественного социума, продолжающаяся активная трансформация социальной и политической структуры российского общества, становление самого института власти на федеральном, региональном и муниципальном уровнях.
РецензентыЛинник Т.Г., д.э.н., профессор, ТюмГАСУ, г.Тюмень;
Силин А.Н., д.соц.н., профессор, ТюмГНГУ, г.Тюмень.