Предметом нашего исследования является анализ лексики, отражающей культуру уральских (яицких) казаков-старообрядцев, зафиксированной в словаре говоров уральских (яицких) казаков Нестора Михайловича Малечи. Мы исследуем лексические единицы, характеризующие религиозные устои, традиции, привычки, специфику уклада жизни староверов - уральских (яицких) казаков [9].
Во Введении к словарю Н. М. Малечи поясняется, что уральские (яицкие) казаки, лексика которых представлена в словаре, населяют правобережные районы Гурьевской и Уральской областей нынешнего Казахстана и Первомайский, Илекский, Мустаевский и Ташлинский районы Оренбургской области России. Здесь переходные, среднерусские говоры [4, с. 23].
Языковые особенности наречия уральских (яицких) казаков, содержащие информацию о традициях, их жизненном укладе, относясь к тем русским говорам, в которых выражается дух, душа, природная самобытность простого народа, недостаточно изучены. Анализ социокультурно маркированных языковых единиц - диалектной лексики, характерной для уральского казачества, как особого субэтноса русского народа, позволяет углубить сведения о самобытности, своеобразии языка и культуры этого уникального социального сообщества.
Старообрядцы вели замкнутый, изолированный образ жизни, что позволило им сохранить традиции и устои православия.
Быт казаков-старообрядцев был настолько своеобразен, что во многом отличал их от живущих с ними рядом «никонианцев». Как отмечают исследователи культуры старообрядцев, «ярким примером сочетания патриархальности и самобытности уральского казачества является феномен массового старообрядчества и раскольничества в религиозной культуре» [1]. Укрепление религиозных устоев яицкого казачества было связано с объективными историческими событиями: «избегая преследований и уговоров, раскольники бежали на северо-восток, к Уральским горам и за их пределы» [1, с.75-76], где старались сохранять свою веру, чистоту традиций.
Как известно, казаки-старообрядцы часто относились с предубеждением не только к «никонианам», но и к представителям не своего толка или согласия. Они считали, что иноверца нельзя угощать из своей посуды, из его рук нельзя брать продукты и т.п. Отношение к любой иностранной кухне всегда было насторожённым, нередко староверы в ней пытались отыскать что-либо «бесовское». Круг чужаков для разных категорий старообрядцев отличался: нехристиане, неправославные («нехристи»), нерусские, не казаки («музланы», «бритоусцы»), не старообрядцы, старообрядцы других направлений и прочие [3].
В. И. Даль указывал на неприемлемость многих продуктов (томатов, картофеля, конину, верблюжатину, раков) в системе их питания [2, с. 170].
Современный этнограф А.М. Дубовиков отмечал: «Употребляя в пищу много разнообразных фруктов, овощей и зелени, староверы довольно поздно (к началу XX века) стали употреблять в пищу картофель и помидоры» [3, с. 47].
О крайне резком, негативном отношении старообрядцев - уральских казаков к картофелю свидетельствует следующая иллюстрация из словаря Н. М. Малечи: «Кто будет держать (его) картофель у себя, то не смеет переступать порога моленной, не приму я того человека, всё одно как табашника и бритоусца» [7, с. 227].
Старообрядцы относили чай, чеснок и табак к проклятым травам, не поклонившимся Господу, когда он облетал землю. В начале XX века они начали понемногу пить чай, но лишь из чайника, ибо «самовар не признавали, считали, что в нем есть что-то от дьявола» [8, с. 16]. В речи уральских казаков находим яркие иллюстрации к данным утверждениям: «Самовар - ето сатанинская утроба, в нем огонь - пречиста гибель» [7, с. 18].
Как отмечают современные исследователи, в начале XIX века в войске появился первый самовар. Его вывез из Санкт-Петербурга Л. М. Бородин. В целом он прижился к 40-м годам XIX века, но все-таки были противники таких вещей, малочисленные представители климентовского толка. По учению Климента, в домах запрещалось держать самовары, лампы, так как антихрист воцарился среди людей в виде идола Саморы - самовара [1, с.78].
Казаки-старообрядцы не принимали также табак, считая его чертовым зельем, по их поверьям, дым от табака оскверняет как человека, так и дом.
Н. М. Малеча так комментирует бытование табака в жизни уральских казаков: «Табакур - тот, кто курит табак. С бритоустым и табакуром ни пить, ни есть, ни вкупе богу молиться. Табачище - табачище жрет. Табашник - табачник (кто курит и сеет табак). У-у, бритоусцы, табашники и есть с нём не буду - грех» [7, с. 227].
В словаре Н.М. Малечи находим интересные строки, характеризующие отношение старообрядцев к табаку: «Общим приговором соседок этот неистовый овощ (табак) повыдергали с корнем и швырнули в Урал» [5, с. 552]. Запрет на употребление табака неразрывно связан с требованиями к внешнему виду старообрядцев и соблюдением чистоты веры.
Не признавали также казаки кофе: «Кофе - не пьём мы кофию-то, ещё пуще чаю, грех его пить. Хто пьет чай, тот живёт отчаянно, а хто кофь, тот лукав и ков (коварный)» [5, с. 260].
Людей, отличающихся «злоупотреблениями», принимавших «грешную» пищу», уральские казаки называли «неистовыми»: Неистовый - неправильный, еретический, не отвечающий требованиям старообрядчества. «Бери, Григорий, образ... - закричал кто-то из зрителей. Не надо, - отвечал ...казак, - может он неистовый» [5, с. 552].
Исследователи казачьей культуры указывают, что в среде уральского казачества была распространена растительная пища, особенно терновник («торн», «торън»), паслен («вороняжка») и другие ягоды [8, с. 16; 3, с. 47].
Автору этих строк, уроженке Первомайского района Оренбургской области, многие детали и лексемы, характеризующие быт и культуру уральских казаков, известны из раннего детства. Многие явления из бытовой сельской жизни имели такие наименования для местных жителей, которые в настоящее время принято относить к диалектной лексике, свойственной лишь языку уральских казаков. В памяти хранятся воспоминания, когда все дети лакомились вкусными чернильными ягодами «вороняжки», бывшей в избытке в родных огородах и садах. «Торн» на территории Первомайского района не произрастал, и многие сельчане собирались и дружно выезжали в Уральскую область приграничного Казахстана для сбора ягод. «Торн» - ягода с терпким, вяжущим вкусом, от мороза становилась только вкуснее. Местные жители собирали торн вёдрами, засыпали его сахаром, позже торн обильно выделял сок, хранился он долго, всю зиму, в погребе, подавался к чаю. Позже, когда историческое время стало меняться, не стало возможности запросто ездить в приграничные районы, местные жители стали выращивать в своих садах тернослив, который по традиции называли «торнослив».
Обычными для сельчан были слова «салма» - домашняя лапша, понятное для местных казахов (слово ведь тюрского происхождения), «айран», «каймак», «саман» - кирпичи из глины и соломы, а также «кокурки» - чисто казацкая выпечка и т.д. В Первомайском районе Оренбургской области до сих пор в активной лексике местных жителей используется слово «котлубань» - большой круглой формы ямы в лугах, в которых постоянно держится вода. К географическим названиям можно отнести лексему «чаганак» - залив; или «чаган, чаганак» - низкая, кочковатая, поросшая травой заливная местность. Речушка близ районного центра Первомайска носит название Чаган.
Обратимся к традициям уральских казаков. Жизненно важным и значимым для казаков было ношение бороды, что подтверждается тем, как оно именовалось среди уральских казаков. Уральские казаки бороду называют «отечество»; право носить ее отстаивали всеми способами, как истые староверы.
В словаре говоров Н. М. Малечи отмечается: «Отечество - борода. Молодец, отечество блюдёт. Рыжечка просил сохранить отечество. Как тебе не стыдно: из-за бабы поплутной ты отечество снял» [6, с. 96]. В сознании современных носителей языка такое значение лексемы отсутствует: «Отечество - 1. Страна, где родился человек; 2. Место возникновения, происхождения чего-либо (родина)» [10, с. 678].
Примечательна иллюстрация, отраженная в художественной литературе, подчеркивающая эту особенность, - надпись на ордене в форме креста (из петровского серебряного рубля), которым награждал Е. И. Пугачев своих героев: «Награждаю тебя этим крестом, бородой и волей казацкой. 1774 г.» [4, с. 155].
Бритье бороды, «брадобритие» [7, с. 162], считалось большим грехом у уральских казаков. Бритого называли «скоблёным». «Жена посуды своей «скобленому рылу» не подала бы ни за что, а поколана, что собаку, татарина и нашего брата - «бритоусца» - можно кормить из одной посуды» [7, с. 88].
В современном русском литературном языке глагол скоблить сохраняет это значение. Н. М. Малеча указывал: «Скоблено рыло (устар. презрит.) - бреющийся человек; не старовер. Скобленому рылу напиться не дадут, не токо што с ним компанию водить. Борода - ето честь, с своем скобленым рылом не моги в моленну затти [7, с. 88].
Обратимся к требованиям, предъявляемым к внешнему виду женщин. Как известно, обычай требовал, чтобы у замужней женщины волосы были тщательно закрыты головным убором. Обычно замужние женщины расчесывали волосы на пробор, заплетали две косы и укладывали их на голову. Показаться «простоволосой», т.е. с непокрытой головой, считалось позором, грехом. Под платком женщины носили особый чепец - «повойник», который, в отличие от православных, завязывающих повойник узлом, женщины закалывали булавкой. Современные этнографы отмечают обязательность тройного покрытия головы женщины (волосник и два угла платка), как и крест на груди, пояс на рубахе.
В словаре говоров Н. М. Малечи представлены следующие комментарии: «Непокрытый - простоволосая, без платка на голове (по старообрядческим понятиям, выйти при посторонних людях женщине с непокрытой головой - позор, грех. Куды-ты выбегаешь непокрыта? Накройся! Неприкрытый (о замужней женщине). Всё же оно бы гожей, покрышечку на голову. Грех неприкрыто-то [5, с.557-558].
Анализ семантики лексических единиц, представленных в словаре говоров Н. М. Малечи, позволяет выявить специфику традиционной культуры уральских (яицких) казаков, особенности семейно-бытовой, религиозной обрядности. Обычаи, которые свято соблюдались уральскими (яицкими) казаками, выделяют их среди других старообрядцев. Обратим внимание на выражения, отражающие предрассудки уральских казаков-старообрядцев, зафиксированные в диалекте уральских (яицких) староверов. К таковым относится выражение «святое место», оно обозначало «место, где упал или ударился кто-либо»: «На етим месте, где она ушиблась, - ее (место) прощать надо: святой место. Прости меня, не ты меня нашел, а я тебя... и еще несколько слов (чтоб боль прошла...) [5 , с.422].
Для современных носителей языка такое понимание выражения совершенно не характерно, оно имеет следующее значение: «Святые места - места, связанные с земной жизнью Иисуса Христа и святых».
Речи уральских казаков характерны устойчивые выражения, подчеркивающие чистоту веры. Например, «крепкая вера», означало «строгое соблюдение всех правил старообрядческой веры». Обратимся к иллюстрации, зафиксированной в словаре уральских говоров Н. М. Малечи: - Зайди попить, спроси в Дьяковом, оне больно крепкой веры были, ковшика не дадут, ровно сто лет назад были [5, с. 278].
Распространенным в территориальном диалекте было выражение «батенька родимый». Это словосочетание прежде в сравнительном обороте обозначало «чистопородность» уральского казака - «горыныча», или высокую степень проявления какой-нибудь казачьей струнки. - Они мне говорят: «Какой твой сын казак?» - А казак самый настоящий, весь батенька рродимый! Нна! Возьми его! Прям батенька рродимый! Ни дать ни взять! Сыновей обсуждают: пьют. А что им не пить? Чать - батенька родимый (ведь отец тоже пил). Сыночки, говоришь, таке-сяке, а в кого? Вот он сам-то батенька родимый [4, с. 106-107].
Высокой частотностью употребления отличается лексема «блюсти», имеющая значения: 1. Соблюдать, хранить обычаи, предписываемые старообрядческими законами. - Молодец отечество блюдёт (носит бороду, соблюдая обычай). 2. Сохранять верность мужу (о жене) - А еще наказываю тебе, супруга наша, Василиса Потаповна, блюсти себя и содарживать в верности нерушимой (из письма казака к жене) [4, с. 145].
Примечательно выражение: «на благо святых», имеющее значение «на произвол судьбы». Однако в житейском понимании простых уральских казаков выражение не имело современного смыслового компонента «брошен...на произвол судьбы». См. в словаре: - У кого нет детей, так на благо святых (тот оставлен). На благо святых оставили его [4, с. 139].
Диалектизмы, присущие речи уральских казаков, обозначали вполне понятные реалии и события: «Госпожинки, народная календарная с/х дата - дожинки, обжинки (двухнедельный пост перед Успением «госпожи пресвятой Богородицы» 1-15.08). - Первого августа пост - госпожинки. Ездили (в Уральск) на госпожинки еще. Сижу и закусываю калач с огурцами, дело было, помню, в самые госпожинки. А с первого августа, по-старому, госпожинки, две недели этот пост» [4, с. 362].
О суевериях и религиозных представлениях уральских казаков говорит выражение: «зоревая вода» - вода, взятая на заре из колодца или из реки; она, по народным суеверным представлениям, лечит детей от лихорадки и от «глазу». - А ты его зоревой водой, може, его (ребенка) сглазили [4, с. 244].
Активно употреблялось в речи уральцев слово «венец». Обратимся к толкованию лексемы: 1. Венок - Венец из цветов на голову невесте одевали в честь закону русского народа. 2. Религ., уст. - бумажная лента со словами молитвы, возлагаемая на чело покойника. 3. Нимб - Берут церкуль, втыкают (в переносицу лица, изображенного на иконе), отведут (очертят), чего надо - венец там. 4. Созвездие «Северная корона». - Еще есть (на ночном небе) венец. Брать, принимать венец, встать под венец - жениться, выходить замуж. - Василинка венец принимала. Я тода тебе поверю, кода встанем под венец. Тот (разведенный) женится, но венец не берет (без церковн. обряда). Отправилась парочка с поездом в церковь принять венцы [4, с. 203].
Непременным атрибутом повседневной жизни уральских казаков-старообрядцев была лестовка. В словаре уральских говоров находим объяснение: «Земляная лестовка - столько земных поклонов, сколько в четках шариков, бусинок (обычно 100). - Старики давали наказание - десять лестовок земляных [5, с. 94].
Известно, что лестовка, принятое в Старообрядческой Церкви приспособление для счета молитв. Впервые употребление лестовки (или вервицы) было установлено в Церкви в IV веке святым Василием Великим в основанных им монастырях. Иноки этих монастырей по любви своей к Богу каждый день совершали по книгам церковным установленное святым Василием молитвенное правило. Для правильного счета молитв Василий Великий ввел в обиход иноков первую лестовку, а точнее, вервицу, - небольшую веревочную петлю, на которой было завязано сто три узла. Лестовка - вспомогательное приспособление для непрестанной молитвы, поэтому благочестивые христиане имели ее с собой всегда, где бы ни находились.
Речь уральских казаков, как бы ни была трудна их жизнь, имела смысловые оттенки доброжелательного характера, выражала легкую иронию или добрый смех. Обратимся к примерам: «Божички» - божки. - Тебе, Никола, два поклона, а тебе, Спас, - один раз, а вы, божички, не прогневайтесь на нас [4, с. 147]. «Боженьки», в междометном восклицании-клятве: ей боженьки! - Стариков очень боялись: не поздороваться - ей боженьки беда! [там же].
Ворожец - колдун, знахарь, гадальщик. - Называть стали его воржецом. Ворожец ворожит. Как же это ты, касатик, узнал, уж не ворожец ли ты какой? - спросила хозяйка. В Кирсановым хороший ворожец был [4, с. 261].
Богомолец - насмешливое название неудачливого ловца, необрыбившегося». - Данилыч, лови-что ли? - Нет, товарищ, не дал бог. - Ну, ничего, не все ловцы, есть и богомольцы! - Смеется, конечно, тот, кто сам-то попал не в «богомольцы», а в ловцы [4, с. 146]. Все примеры характерны народной речи, теплой, меткой и образной.
Таким образом, исследование живого народного языка позволяет открыть новые грани многовековой жизни уральского казачества.
Рецензенты:
Кузнецова Н.Н., д.ф.н., доцент, профессор кафедры современного русского языка, риторики и культуры речи филологического факультета Оренбургского государственного педагогического университета, г. Оренбург;
Прокофьева В.Ю., д.ф.н., профессор, профессор кафедры современного русского языка, риторики и культуры речи филологического факультета Оренбургского государственного педагогического университета, г. Оренбург.