Автор любовно описывает обычаи и порядки, выработанные условиями горской трудовой жизни. Ему дороги здоровые начала жизненного уклада горцев. От читателя не скрыты, однако, и жестокие, иногда нелепые стороны обрядов и обычаев. Но грубые черты патриархального горского уклада не заслоняют перед писателем всего истинно прекрасного, что таится в народной жизни. Моральные нормы и принципы, выработанные горцами, сложились в условиях социальной обездоленности и трудного исторического пути народа.
Уже в самом начале романа мы наблюдаем трогательную сцену встречи Алибека с родственниками и одноаульниками: «Церемонно, один за другим, подходят ко мне и здороваются. Каждый говорит несколько теплых слов и отодвигается назад, не показывая спины - Приятно видеть тебя невредимым... - В добрый час твой приход... - Да сопутствуют твоему возвращению добрые вести... - Хвала Единому Богу, вернувшему тебя в родной край...» [5,с.283].
Согласно горскому этикету подходят и незнакомые, выражая слова приветствия приехавшему земляку. Как не хватает современному человеку подобного внимания со стороны близких, знакомых и незнакомых людей!
Примечательно также выражение горцем недовольства, показанное в романе: «Во мне все кипит от бешенства. Я щелкаю плетью. Конь подскакивает от удара, закидывает голову, грызет удила и тянет... Еще удар. Этими ударами я, согласно обычаю, показываю свое пренебрежение к тем, кто так плохо встречает гостя» [5, с.252].
Подробно и интересно описано в романе традиционное осетинское застолье с его многословными тостами и молитвами и особенностями начала пиршества.
А вот как описывает Ахмед Цаликов эпизод прощания молодежи со старшими: «Отдав, как велит адат, молчаливый привет правой рукой старшим, они натягивают узды и, сжав бока коней коленями, пятятся еще немного назад. Быстро и бесшумно, оттолкнувшись упругими ногами, пятятся еще немного назад, а затем, круто повернув коней, заигравших под седоками, попарно скрываются за чащей» [5, с.333].
Не менее интересно описан в романе обряд сватовства. Автор подробно повествует о приезде сватов, о беседе с ними родственников невесты, о церемонии усаживания. Затем начинаются ничего не значащие разговоры о здоровье, о предстоящем урожае, о происходящих в жизни изменениях и т.п. И лишь после этого сваты говорят о цели своего визита, причем в иносказательной форме: «- От отцов, которые были умней нас, - начинает издалека Умар, - осталось много поучительных историй. Мы должны следовать их мудрости. Они говорили, что человек, бегущий вперед, должен сеять назад - понимаете ли, что это значит? Человек бежит - дни бегут. А позади след. Нужен след после человека. След. Так» [5, с.366]. Затем Умар начинает философствовать о том, что хуже всего для человека - одиночество. А «большая семья, хорошее родство - залог счастья и благополучия человека» [5, с.366]. И лишь после этой проигранной речи он сообщает родственникам невесты о том, что они пришли затем, чтобы породниться и готовы отдать за имеющееся у хозяев «сокровище» все что угодно. И в этом смысле необычайно мудрым представляется ответ Бимболата, считающего, что нужно учитывать мнение не только старших, но и самой невесты: «Это великое дело (брак) в осетинской жизни. Дело большой думы. Когда вы покупаете товар, то прежде чем отрезать - семь раз примерите, а тут нужно отрезать целую человеческую жизнь. Ваше предложение нужно еще хорошенько пожевать, а потом уж может получиться результат. И то, дело ведь это ума не одного человека, не двух, а целой фамилии. Есть и молодежь, которая чтит нас, стариков, оберегает нашу старость и покой, и ее нужно спросить. Их желание тоже нужно принять во внимание, тем более, что молодежь знает друг друга лучше, чем мы. Да и ее самое нужно спросить, хочет ли. Насильно такие вещи делать нельзя. Теперь время другое, и женщина другая. У нее имеется собственное желание. Так!». Из приведенной цитаты следует, что Бимболат излагает совершенно цивилизованное мнение о браке, правильно полагая, что в этом деле следует учитывать мнение и самих молодых, а не только мнение старших родственников. Совершенно иной, традиционной точки зрения на брак придерживается сват Умар: «- Быка не спрашивают, добрый старший, когда нужно пахать, иначе и пахать никогда не придется, - возражает Умар, - А что касается молодежи, то вам, старикам, вручена их судьба. Зачем же напрасно терять время в пустых разговорах» [5, с.367]. Однако ответ на предложение сватов родственники невесты (Фаризет) обещают дать позже, непременно учтя мнение самой невесты. Заканчивается сватовство угощением сватов и благословением гостеприимных хозяев.
Весьма интересным представляется рассуждение автора о хадзаре и кунацкой: «Хадзар - это святыня в патриархальной семье осетина, здесь царство женщин. Здесь сосредоточивается вся интимная жизнь семьи, в то время как в кунацкой - царстве мужчин, - внешняя показная жизнь. Но нет уже старого хадзара! На моих глазах хадзар претерпел ряд изменений. Теперь во многих домах уже стали забывать о существовании хадзара» [5, с.368]. Далее идет подробное описание главной принадлежности хадзара - очага, в котором всегда поддерживался огонь. Автор подробно описывает и земляной пол хадзара, и черные от копоти стены, и покрытые сажей стропила, и мириады мух, сидящих летом на копченом мясе, свисающем с потолка и т.д.
Автор с ностальгией вспоминает о старом хадзаре, «когда было так приятно в зимнюю стужу собраться всей семьей вокруг горящих поленьев, греть руки и ноги, смотреть на языки пламени, слушать, как под мирную беседу потрескивают сучья» [5, с.370]. Кажется, однако, что это ностальгия не по ушедшему из жизни осетина хадзару, а по ушедшему детству, которое каждому представляется как самая прекрасная пора в жизни, а хадзар у Алибека ассоциируется именно с детством. Впрочем, сожаление об уходящем патриархальном быте было свойственно и многим русским писателям и поэтам: И.А.Бунину, С.А.Есенину и др.
Употребление автором общеосетинских бытовых топосов служит единению осетинского народа. На то, что детали быта, общепринятые топосы служат сплочению народа указывали различные исследователи [1, с.19; 2, с.19; 3, с.16].
В романе содержится также описание похищения невесты (Фаризет - старшей сестры Алибека), состояние и действия родственников после похищения, преследование похитителей и месть родственников невесты за нанесенное бесчестье. Женщины вопят и причитают, мужчины разрабатывают план погони за похитителями. Особенно возмущает родственников Фаризет то, что похитители оказались не из благородного сословия, стоящего значительно ниже рода невесты: «Какое бесчестье для нашего рода!.. Что будем делать? Жить больше не стоит. Собаки съели наш лучший кусок... Де-де-дей... И кто же причинил насилие? Те, кто прежде боялся мимо нашего двора пройти. С чьей шеи только было снято ярмо рабства. Над кем еще вчера безнаказанно издевались. Де-де-дей!.. Что за времена настали?.. Грязные и тяжеловесные свиньи и дети свиней хотят сравняться с благородным оленем» [5, с.391]. Приведенный факт свидетельствует о том, что осетинский социум не представлял собой единства в социальном отношении, в нем уже имело место расслоение по социальному принципу. Автор описывает чудовищное насилие похитителей над Фаризет, не выдержавшей бесчестия и бросившейся с обрыва, а также месть родственников невесты ее насильникам, между которыми разгорелся настоящий бой. Описывая оплакивание Фаризет, автор отмечает, что некоторые родственники били себя палками по голове, выражая крайнее сострадание. В частности, упоминается столетний старик Хазби, который «останавливается, откидывает со лба папаху на затылок. Бьет костылем по лбу. Выступает кровь. Бьет и плачет глухо» [5, с.401]. Так же поступают и некоторые другие члены фамилии: «Некоторые бьют себя увесистыми палками, другие кулаками и утирают слезы полами черкески» [5, с.401].
Примечательно, что И.Кануков, описывая осетинские похороны в очерке в «Осетинском ауле», написанном на много лет раньше, чем анализируемый здесь роман, отмечает, что палками били себя на похоронах в далеком прошлом. Так что у Ахмеда Цаликова мы наблюдаем явный анахронизм.
Интересно описывает автор традиционное передвижение осетин, восходящее еще к глубокой древности, ко времени постоянных войн: «Нас трое. В середине Одзоты Дрис на высоком гнедом мерине, за которым еле поспевают наши малорослые, но бойкие коньки местной породы, слева Тедоты Тотрадз как второй старший, и справа я - как самый младший. Я младший, и еду справа от старшего.
Такой порядок передвижения завещан адатом, и смысл его кроется во тьме времен, в той бурной эпохе вечных войн, когда всякое передвижение было сопряжено с опасностью. Первым навстречу этой опасности должен был броситься самый молодой из компании. Выскакивая вперед, он обнажал правый бок старшего, но с этой стороны старший сам мог защититься, так как его правая рука могла действовать свободно, левая же сторона была защищена вторым старшим... [5, с.321].
Итак, Ахмед Цаликов в анализируемом романе ярко и широко отразил жизнь и быт осетинского народа Романтическая приподнятость романа сочетается с пристальным вниманием автора к быту, в котором действуют его герои. Однако изображение быта не становится у Ахмеда Цаликова самоцелью, а служит наиболее адекватному изображению героев и персонажей, воссозданию той атмосферы, в которой они действуют.
В своем время Н.Г.Чернышевский справедливо заметил, что человека формирует среда, в которой он оказывается. И именно в изображении этой среды, уклада осетинской жизни Ахмед Цаликов достиг значительной выразительности.
Рецензенты:
Кунавин Б.В., д.фил.н., профессор кафедры русского языка ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л.Хетагурова», г. Владикавказ;
Фидарова Р.Я., д.фил.н., профессор, ведущий научный сотрудник ФГБУН Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и РСО-А, г. Владикавказ.