В апреле 1877 г. в Чечне началось восстание, лидеры которого решили воспользоваться благоприятной внешнеполитической обстановкой в виде очередной русско-турецкой войны, установить шариат и получить независимость. Вооруженное выступление нашло приверженцев в Дагестане - в мае восстал Гумбет, в июне Дидо. После жестокого подавления локальных выступлений в Дагестане, когда в Чечне движение потеряло перспективу, в самом начале сентября 1877 г. восстание получило новый импульс в центре Дагестана - Андалале, а оттуда перекинулось в другие регионы, охватив территорию, превышавшую контролировавшуюся Шамилем в два раза. Восстание возглавил Мухаммад-хаджиас-Сугури, избранный имамом мусульман региона, после чего оно стало полномасштабным вооруженным движением за освобождение. Успешное в своем начале, оно завершилось поражением горцев, в чем решающую роль сыграло превосходство русских войск в вооружении. В результате, в наказание и назидание, предводители движения были казнены, а несколько тысяч человек были отправлены на каторгу или сосланы на поселение во внутренние губернии империи [19].
Восстание в Чечне и Дагестане 1877 г. по размаху, охвату территории, количеству участвовавших в ней людей считается самым крупным выступлением народных масс региона против Российской империи. Событиям 1877 г. посвящено немало научных, научно-популярных и литературных трудов: описаний очевидцев, как с одной, так и другой стороны; воспоминаний; литературных произведений; исследований, выполненных русскими, советскими и российскими авторами. Отношение к восстанию и авторские оценки зависели от личных пристрастий и политической конъюнктуры. В научной литературе оно в разные периоды времени характеризовалось как феодально-клерикальное, национально-освободительное и пр. В этой связи интересно провести анализ историографии проблемы последнего десятилетия, выявить тенденции, господствующие характеристики, на основе чего определить те проблемы, которые стоят перед историками в изучении восстания 1877 г.
Прежде всего, обращает на себя внимание то, что на протяжении последних лет опубликовано несколько информативных источников - трудов местных авторов, написанных на арабском языке. Они изданы в переводе на русский язык, снабжены комментариями. Это сочинения Абдуррахмана из Газикумуха (ал-Газигумуки) под идентичными названиями «Падение Дагестана и Чечни вследствие подстрекательства османов в 1294/1877 г.» в разновременных, отличающихся друг от друга авторских редакциях [14; 22]; труд Али-кади ас-Салти под условным названием «Очерк о событиях в Дагестане в 1294 году хиджры»[29]; а также «Записки» чеченского богослова Раасу Гайтукаева [2]. Сочинения написаны очевидцами, один из которых осуждает повстанцев, другой сочувствует, третий - непосредственно участвовал в освободительном движении.1
Труды о восстании создавались не только на арабском языке, ставшим в регионе превалирующим в письменной традиции, но и на местных языках. «Воспоминания» современника вооруженного выступления Сагитава Пирмусаева, зафиксированные в 1925 г. на аварском языке [13], транслитерированы с аджама на кириллическую графическую основу и изданы, что сделало их более доступными.
М.А. Мусаев и М.М. Магомедханов, проанализировавшие опыт подготовки и издания арабоязычных трудов дагестанских авторов XIX в., отмечают, что «дальнейшее исследование исторического письменного наследия Дагестана нуждается в усилении поисковой работы по выявлению новых сочинений, а также новых списков известных» [21, с. 97]. Выводы вполне обоснованы, учитывая, что введение в научный оборот местных источников не только обогащает источниковую базу последующих исследований, но и позволяет посмотреть на события с разных, порой диаметрально противоположных точек зрения, предоставляя возможность иметь более целостное представление о рассматриваемых вехах истории. Отметим также, что ряд известных источников, написанных на арабском и дагестанских языках аджамом остаются вне поля внимания исследователей. Прежде всего, это относится к эпистолярному наследию - ненамеренным источникам, хотя и фрагментарным, но информативным и научно значимым.
Одним из видов источников может служить фольклор и литературные произведения современников событий, чье использование в источниковедении является привычным и общепризнанным. Как известно, трагические происшествия 1877 г. оставили заметный след в народном творчестве и творчестве литераторов [10]. Одно из исследований последних лет посвящено месту восстания в кумыкском фольклоре и литературе [24], другое - отражению его в эпических песнях, преданиях и рассказах согратлинцев [1].
Введение в научный оборот местных источников получает дополнительную актуальность в свете того, что, несмотря на полуторавековую историю изучения восстания в Дагестане и Чечне 1877 г., многие его события остаются без должного описания. Наиболее масштабная реконструкция истории «мятежа» была осуществлена еще в начале XX в. [12]. Однако, несмотря на свою информативность, труд имеет концептуальные недостатки, поскольку при его подготовке использовался ограниченный и односторонний круг источников (прежде всего отчеты русских военных). Между тем дагестанские арабоязычные хроники и документальный материал позволяют иначе интерпретировать некоторые события. Одним из авторов задавшихся целю изложить событийный ряд в хронологическом порядке и логической последовательности стал М. Гасаналиев [3]. Однако историография все еще нуждается в исследованиях, где детально были бы реконструированы события, прежде всего на основании сравнительного изучения источников.
В течение последних 10 лет в историографии наблюдается тенденция к рассмотрению событий 1877 г. применительно к определенному историко-географическому региону. М.К. Умаханов и П.И. Тахнаева посвятили свои статьи участию цудахарцев и чохцев в вооруженном выступлении [27; 26], а А.И. Исмаилова исследовала историю восстания в Аухе [6].
Последний из исследователей является автором диссертационной работы, посвященной восстанию 1877 г. в Чечне и Дагестане, написанной на основе изучения обширного документального материала. Вооруженное выступление в работе определено как «стихийное крестьянское... национально-освободительное движение, направленное... против жестокостей царизма... Народное движение не нуждалось в религиозной оболочке в религиозной оболочке». В качестве причин восстания указываются «колониальный гнет», и другие факторы, в частности, социальные и экономические. Участники вооруженного выступления определяются в диссертации как «повстанцы», а термин «мятежники» используется лишь в цитатах [5, с. 165-167]. М.А. Мусаев - автор другого диссертационного исследования, посвященного влиянию мусульманских духовно-религиозных деятелей на события 1877 г. в Дагестане, полагает, что «восстание целенаправленно подготавливалось и явилось, в немалой степени, результатом действий духовных лидеров... Единые побудительные мотивы, общность интересов, целей и задач объединили большую часть дагестанского общества в борьбе за свободу... Восстание 1877 г. было вызвано целым комплексом социальных, экономических, личностных, ментальных, религиозных, внутри- и внешнеполитических причин. Имея ярко выраженную народно-освободительную сущность, идеология восстания была заключена в религиозную оболочку: «за свободу и шариат!»... Вооруженное выступление проходило под знаменем джихада» [15, с. 178-181]. Данный исследователь в отношении участников освободительного движения использует термин «повстанцы», в последующих же в своих работах, наряду с ним, прибегает к термину «комбатанты» [19; 17]. Вопросы терминологии чрезвычайно важны в отношении восстания 1877 г., поскольку показывают определение исследователем его природы, движущих сил и пр. Например, использование термина «комбатант» подразумевает, что автор считает «имамат», созданный повстанцами, легитимным с правовой точки зрения государством. Показательно в этом отношении использование некоторыми исследователями наряду с «историей восстания 1877 г.» определения «имамат 1877 г.».
Тот факт, что терминология восстания 1877 г. не устоялась, существует множество интерпретаций причин, сущности движения и пр. приводит к тому, что современные исследователи сознательно избегают определений. Это, в частности, можно проследить на примере раздела, посвященного восстанию 1877 г. в обобщающей работе «История Дагестана». В труде лишь отмечается, что «восстание 1877 г. издавна привлекало внимание историков. За более чем столетний период изучения этого события несколько раз кардинально изменялась его характеристика... Дворянско-буржуазная историография это событие оценивала как бунт, возникший под влиянием Турции. Такие же характеристики давались и в последующем. Одно время это восстание оценивалось как народно-освободительное. Затем его объявили феодально-клерикальным бунтом, считая, что движущей силой восстания были феодальные верхи, склонные к сепаратизму. К сожалению, эта проблема еще не до конца разработана, поэтому и возможны ее различные, порой взаимоисключающие толкования». В данной работе также отмечается, что восставшие руководствовались «реакционной идеей создания шариатской монархии» [7, с. 524-525,532]. Следует отметить, что комплекс работ по восстанию 1877 г., опубликованных в советский и постсоветский период, не нашел отражения в данном обобщающем труде. Раздел, посвященный рассматриваемому событию, написан лишь на основе русских архивных источников и работ дореволюционных авторов. В другой обобщающей работе «История Чечни в XIX-XX веках» восстание в Чечне характеризуется как «крестьянская война», отмечается, что оно «было хорошо организовано» [8, с. 367-370], т.е. не было спонтанным, как это отмечалось предыдущими чеченскими исследователями. Авторы масштабного исследования «Северный Кавказ в составе Российской империи» считают восстание 1877 г. в Чечне и Дагестане «стихийной... вспышкой мусульманского повстанчества» [25, с. 143-144].
В вышеуказанных обобщающих трудах в качестве одной из ключевых побудительных причин выступления горцев указывается, что оно было инспирировано извне, началось благодаря воздействию турецкого государства. Данному вопросу посвящено одно из исследований последних лет, где в резолютивной части отмечается, что кавказская политика Османской империи «сыграла важную роль в цепи побудительных причин восстания и установления Имамата1877 года» [16, с. 86; 23, с. 34].
Вплоть до недавнего времени в научной литературе фигурировали весьма завышенные данные о количестве повешенных за участие в вооруженном выступлении в Дагестане, «доходящем до 300 человек». Впервые эти цифры появились в монографии профессора Р.М. Магомедова «Восстание горцев Дагестана в 1877 г.», изданной в 1940 г. Далее этот тезис вошел в специализированные и обобщающие научные труды по истории Дагестана, превратившись в «более чем 300 повешенных дагестанцев» [17, с. 144]. М.А. Мусаев, проанализировав источники, приходит к выводу, что за участие в вооруженном выступлении и было казнено 36 человек, из которых 23 в Дагестане [17, с. 146]. Данному автору также удалось уточнить количество сосланных жителей Дагестанской области за участие в событиях 1877 г., число которых он определяет в 4873 [19]. Количество казненных установлено в большей степени на основании анализа местных арабоязычных источников; количество сосланных - с помощью изучения сосредоточенных в архивах официальных документов Кавказского наместничества. Но есть основания предполагать, что ссыльных могло быть больше [18, с. 137].
В отечественной историографии вплоть до недавнего времени отсутствовали работы, где рассматривались бы вопросы, связанные с последствиями восстания 1877 г. Отдельным аспектам проблемы, в частности, процессу ссылки, пребыванию в ней горцев и их возвращению посвятил свое исследование Остин Ли Джерсилд [30]. В последнее десятилетие были опубликованы статьи по данной проблематике российскими исследователями: Е.М. Федорова издала архивные документы о пребывании дагестанцев в ссылке в Псковской губернии [28]; В.М. Красин изложил в своей монографии, посвященной ссылке кавказцев, некоторые аспекты пребывания в изгнании участников вооруженного выступления 1877 г. [9]; А.М. Магомеддадаев и З.М. Амирова посвятили статью отражению причин и последствий восстания в трудах исследователей и современников тех событий [11]. Некоторые аспекты последствий восстания рассмотрены в статье Михаэля Кемпера [31], где автор обращает внимание на установление контактов духовно-религиозных деятелей Дагестана и Поволжья и их взаимовлияние как следствие ссылки.2
Пожалуй, главными положительными тенденциями последнего десятилетия в историографии восстания 1877 г. в Чечне и Дагестане стали те, что продолжается публикация арабоязычных источников, а также то, что исследователи обратили внимание на процесс ссылки, пребывание сосланных на чужбине, их возвращение и др. сопутствующие вопросы. Вооруженное выступление 1877 г. все еще остается научно актуальной проблемой, прежде всего из-за имеющихся лакун, отсутствия исторической реконструкции всех событий ее составляющих, терминологической неопределенности.
Примечания
1Из опубликованных источников также следует отметить «Записи» Улаш-кадияо событиях 1877 г.[4].
2Некоторые аспекты данной проблемы отражены в опубликованных письмах шейха Сайфуллы ан-Ницубакри (Башларова) [20].
Рецензенты:
Умаханов М.-С.К., д.и.н., в.н.с. Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской академии наук, г. Махачкала.
Дадаев Ю.У., д.и.н., в.н.с. Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской академии наук, г. Махачкала.