Сетевое издание
Современные проблемы науки и образования
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

К ЭТИМОЛОГИИ ТЮРКСКИХ УКАЗАТЕЛЬНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ BU И BUL ЭТОТ’, ‘ЭТА’, ‘ЭТО’

Желтов П.В. 1
1 ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет им. И.Н. Ульянова»
Предложена этимология тюркских указательных местоимений bu (формы – bu/bo/pu/po/pŭ/*bı/vu/wu) и bul (формы – bul/bol/bul/bıl/bĭl). Исходя из сравнения с протезированными формами чувашского лично-указательного местоимения 3-го лица единственного числа vU (формы – vu/vo) и văl(ă) (формы – vĭl(ĭ)/vŏl(ĭ)/vul(ĭ)) - ‘он’, ‘она’, ‘оно’ || ‘этот’, ‘эта’, ‘это’) и на основании того, что v-протезирование как системное явление, присутствующее во всех диалектах и говорах, свойственно из тюркских языков только чувашскому, сделан вывод о том, что тюркские указательные местоимения bu и bul являются субстратными заимствованиями из булгаро-чувашского (bu<vu, bul<vul). В качестве доказательства субстратной гипотезы приводится имя вождя племени kümüš budun ‘серебряный народ’ – kümül Ögä ‘серебряный Огя’ (присутствующий в слове kümül ‘серебряный’ ламбдаизм ~ чув. кĕмĕл противопоставлен тюркскому сигматизму в слове ‘kümüš’) из рунической надписи (древнетюркской) из Кижилиг-хобу (современная Республика Тува, Россия).
чувашский язык
указательные местоимения
этимология
1. Ашмарин Н. И. Словарь чувашского языка: в 17 т. / Н. И. Ашмарин. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1929. Т. IV. 352 с.
2. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка: в 17 т. / Н. И. Ашмарин. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1930. Т. V. 420 с.
3. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка: в 17 т. / Н. И. Ашмарин. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во. Т. III. 1929. 364 с.
4. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка: в 17 т. / Н. И. Ашмарин. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во. Т. XII. 1937. 320 с.
5. Абдуллаев Ф. А. Хоразм шеваларининг таснифи масаласи / Ф. А. Абдуллаев. Ташкент: Фан, 1960. 70 с.
6. Байчоров С. Я. Древнетюркские рунические памятники Европы: отношение северокавказского ареала древнетюркской рунической письменности к волго-донскому и дунайскому ареалам / С. Я. Байчоров. Ставрополь: Ставропольское кн. изд-во, 1989. 294 с.
7. Ганиев Ф. А. Современный татарский литературный язык: суффиксальное и фонетическое словообразование. Казань: Дом печати, 2005. 360 с.
8. Джунусбеков А. К. Акустико-артикуляторные характеристики гласных казахского языка / А. Джунусбеков // Фонетика казахского языка. Алма-Ата, 1969. С. 70-71.
9. Керимов И. А. Очерки кумыкской диалектологии / И. А. Керимов. Махачкала, 1967. 153 с.
10. Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии / С. Е. Малов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 112 с.
11. Малов С. Е. Енисейская письменность тюрков / С. Е. Малов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 116 с.
12. Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий / В. В. Радлов. СПб., 1893–1911. Т. I–IV.
13. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общие и межтюркские основы на букву «Б» / Э. В. Севортян; отв. ред. Н. З. Гаджиева. М.: Наука, 1978. 349 с.
14. Татарско-русский словарь. М.: Наука, 1966.
15. Тенишев Э. Р. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Фонетика / Э. Р. Тенишев и др. / отв. ред. Э. Р. Тенишев. М.: Наука, 1984. 484 с.
16. Тенишев Э. Р. Саларские тексты / Э. Р. Тенишев. М.: Наука, 1960. 141 с.
17. Федотов М. Р. Чувашский язык в семье алтайских языков / М. Р. Федотов. – Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1980. Т. 1. 172 с.
18. Вrockelmann C. Osttürkische Grammatik der islamischen Litteratursprachen Mittelasiens / C. Brockelmann. Leiden, 1954. 384 с.
19. Kowalski T. Les Turcs et la langue turque de la Bulgarie du Nord-Est / T. Kowalski // Memoires de la commission orientaliste. Krakow: Polska akad. Umjelnosci, 1933. № 16. 38 с.
20. Zaiączkowski A. Chapitres choisis du Vocabulaire arabe-kiptchak «ad-Durrat al-mudīa fi-l-luġat at-turkīya» / A. Zaiączkowski // Rocznik Orientalistyсzny. 1965. Т. XXIX. С. 39-38.

Введение

Этимология тюркских указательных местоимений bu и (тур., аз., гаг., кр.-тат., кбал., кир., ног., узб., каз.-тат., кар., кум. бу| bu, кр.-тат. диал., кир. диал. бо| bo, сюг., алт. диал. по| po, сал., сюг., алт. диал. пу| pu, сиб.-тат. пў | ) и bul (кир. бул.| bul, уйг. диал. бу(л) | bu(l), турк. диал. бул | bul, узб. диал. бол | bol и был | l, ккал. бул | bul, каз. бұл | bul, башк. был | l) до сих пор остается неисследованной [13].

Попытка этимологизация этих указательных местоимений сделана лишь В. В. Радловым, который предположил, что форма bul происходит из bu ‘этот' + ol ‘он' [12]. Такого же мнения придерживался и К. Брокельман [18]). Это, однако, не намного приближает исследования по этому вопросу к истине, т.к. этимология формы bu остается нераскрытой. Э. В. Севортян, приводя этимологию В. В. Радлова и К. Брокельмана, никак ее не комментирует [13].

Результаты исследования и их обсуждение

Интересен и тот факт, что Э. В. Севортян в «Этимологическом словаре тюркских языков», буква «Б» [13], приводя различные варианты этих указательных местоимений, никак не комментирует отсутствие в этом ряду чувашских форм.

Действительно, в функциональном плане точным соответствием тюркских указательных местоимений bu и bul является чувашское указательное местоимение ку | ku ‘этот', ‘эта', ‘это', которое на первый взгляд никак с ними не связано.

Однако в чувашском языке имеются протезированные аналоги тюркского лично-указательного местоимения 3-го лица ед. числа: тюрк. о|о, у|и || ол|ol, | ul ~ чув. ву|vu, вo|vo|| вăл(ă) | l(ă), вул(ă) | vul(ă) ‘он', ‘она',‘оно' || ‘этот', ‘эта', ‘это'.

Форма vu употребляется в говорах д. Бигильдино (Козловский район Чувашской Республики, средний диалект) и д. Салабайкасы (Чебоксарский район Чувашской Республики, верховой диалект), а форма vo - в говорах с. Эльбарусово (Марпосадский район, средний диалект) и д. Уразметово (Козловский район, средний диалект).

Эти формы зафиксированы ещё Н. И. Ашмариным в его «Словаре чувашского языка» [2].

Очевидно, что в чувашских формах лично-указательного местоимения 3-го лица ед. числа vu, vo, l(ă), vul(ă) имеем дело с так называемой протезой v (губно-зубной звук в чувашском), т.к. во-первых, им соответствуют тюркские непротезированные аналоги o,u || ol, ul, а во-вторых, существуют и чувашские непротезированные формы (без анлаутного v-): у|u (средний диалект) и ул(ă) | ul(ă), ôл(ă) | ôl(ă) (средний и низовой диалекты). Также известно, что исторически тюркскому нуль-звуку (ø) соответствует булгаро-чувашский начальный v, чув. воннă / вуннă | vonnă/ vunnă, булг. эпитаф. ن و vn ~ тюрк. on ‘десять' и т.п.

Это губно-зубное v четко фиксируется в славянской передаче в «Именнике болгарских князей» VIII в.н.э.: вѣ чем ‘третий'~ булг. эпитаф. وجم (вав-джим-мим) vǧm ~ чув. вĕçĕм/виçĕм в вĕçĕм/виçĕм çол ‘позапрошлый год' и чув. порядковое числит. виççĕмĕш ‘третий' (виççĕм + афф. 3-го л. -ĕш(ĕ) ~ тюрк. -сы/-си).

Известно, что при заимствовании иноязычных слов с анлаутным губно-зубным v (в) в кыпчакские языки оно передается либо через взрывное b (б), либо через губно-губное w (полугласный), либо не передается вовсе - это связано с отсутствием губно-зубного v в кыпчакских языках, ср. рус. ведь > тат. биm|bit, рус. воронка > тат. бүpәнкә | büränkä, чув. вакă | vaк̭ĭ, vagĭ, булг.-чув. *vakĭ, *väkĕ, *vekĕ > тат. бәке | bäkĕ, > ккал. үки | üki ‘прорубь'.

Последнее слово проникло также в разное время и в финно-угорские языки, ср. марл. ваке, марг. вäкы, венг. vék [17]. Башк. мәке| mäkĕ ‘прорубь' заимствовано из булг.-чув. вероятно опосредованно, через тат. бәке| bäkĕ (б-/м-).

Интересными являются также такие дублеты с v-протезированием или с переходом b>v, как уйг. püš||öpüš ‘поцелуй ' ~ общетюрк. öpüš ~ чув. уп- ‘целовать' в упĕлтĕк (тюрк. афф. рефлексива -üš ~чув. -ěл) ‘поцелуемся' [3], а также чув. вуп в вупăр ‘вампир' (досл. ‘целующий') = вуп- + -ăр ‘древний аффикс причастия' (~тюрк. -ар, ср. тур. yazar ‘писатель') (этимологию вуп ‘порча' + -ăр = ‘портящий' считаем вторичным переосмыслением), уйг. диал. vol- ‘быть' ~ уйг. bol- ‘быть' ~ общетюрк. bol- ~ тур. ol-, а также сал. avo || oƔul ‘мальчик', ‘сын' и тур. evlât ‘дети' = evl- (<? булг.-чув. *avl / ävl ‘сын') + aраб. суфф. мн. числа -аt (собств. тур. огуз. lu ‘сын'), проникший и широко употребляющийся в персидском (формы -at/-ǧat, форма -ǧat образована от первой уже в персидском языке и в арабском отсутствует), где он образует мн.ч. и от собственно перс. слов. Cал. avo/ avu [16] ‘сын', ‘мальчик' и тур. evl- в evlât сближаются с чув. ывăл ‘сын'. Сюда же относится сал. vu ‘он' ~ чув. ву/во ‘он', узб. хорезм. wu ‘он' (наряду с vu в сал. существует и форма pu ‘он' [16]) ~ чув. ву/во. Как известно, чувашский противопоставляется другим тюркским языкам как по соответствию чув. v ~ тюрк. ø-звука, так и по соответствию чув. v ~ тюрк. Ɣ.

С этой позиции (чув. v ~ тюрк. Ɣ) возможно сближение сюг. qol || gol и чув. l ‘он', ‘она', ‘оно' || ‘этот', ‘эта', ‘это', а также чув. ву/во и чув. ку ‘это', ‘эта', ‘этот'. При этом в сюг. формах произошло ослабление исходного увулярного Ɣ:Ɣq || g, то же, скорее всего, произошло и в чув. форме ку (*Ɣu >*qu||gu>ku).

Доказательством исходного Ɣ в чув. ку является указательное местоимение Ɣu (гъу в орфографии источника) в северокавказских рунических надписях из Хумары (Хумара 4) [6].

Турецкая форма ol- и тур. диал. форма ōl- общетюрк. глагола bol- ‘быть', а также сал. vū(l), уйг. vol- ‘быть' также возможно указывают на пратюрк. *ōl- ‘быть' и на развитие формы bol- (в последовательности vol->bol-) из говоров булг.-чувашского типа. Тогда, совр. чув. п- в пол- ‘быть' вполне может быть возведено к булг. б, а булг. б к прабулг. в-[v]. Развитие пратюркских долгих гласных в булгарском языке могло быть таким: пратюрк. ō > прабулг. ио>wo>βo>vо>древнебулг. . Тогда имеем прабулг. βol-, vol- ‘быть' > древнебулг. ol-> ср.-булг., др.-чув. >bol->чув. pol-. При этом вероятнее всего развитие b- < bº- <β-, а не b- < <v-, т.е. v- формы являются конечными, тупиковыми.

Заметим, что хотя в современном чувашском языке имеем пол-/пул- ‘быть', некоторые чувашские слова с анлаутным п в современном произношении переданы в словаре Д. С. Руднева (т.н. словарь епископа Дамаскина) 1785 г. через б, например бось ‘голова' ~ совр. чув. верх. поç. При этом не ясно извлекал ли составитель их из речи (в речи в интервокальной позиции анлаутное п- чувашских слов часто озвончивается), или они представляют собой слова, изолированно произнесенные респондентами автора.

Дело в том, что звук β - билабиальное w, образуемое более плотным смыканием губ, чем тат. и удм. w, существует в фонетической системе малокарачкинского говора верхового диалекта чувашского языка, при этом в малокарачкинском говоре он встречается в анлауте изолированно произнесенных слов. Более того, в данном говоре он чередуется с v в протезированных словах, ср. общечув. утă ‘сено', ‘трава' ~ малокар. вутă, βутă, что было зафиксировано еще в [1] Н. И. Ашмариным. При полном смыкание губ, это β превращается в б, т.е. становится смычным. Считается, что звук β в этом говоре является субстратным явлением горномарийского языка, т.к. он замещает чув. - п̭- [б] в интервокальной позиции. Однако в современном горномарийском языке имеем только губно-зубное -в-.

Здесь следует заметить, что Э. Р. Тенишев и его коллеги считали, что v-протезирование чувашских форм указывает не на первичность долгих гласных в пратюркском и на последующее их разложение на консонантный элемент и гласный (по схеме о:>о~ио~), а по закону Рамстедта - Пельо на первичный сильный согласный b~p, v~f, k~g [15].

Сюда же, по мнению Э. Р. Тенишева и его коллег, относится и дифтонгизация широких губных гласных в казахском, каракалпакском и гагаузском языках, а также примеры с анлаутным v- вместо общетюркского ø-звука в тюркских языках (саларском, уйгурском и огузских), сближаемые с их чувашскими аналогами.

При этом, авторы, однако, совершенно не учитывают тот факт, что чувашский кластер ăвă/(ăва)/ĕвĕ/(ĕве), равно как и якутский нисходящий дифтонг ио последовательно соответствует тюркскому инлаутному о, ср. в анлауте: тюрк. оl ‘он' ~ чув. вăл ~ як. иоl; в инлауте: тюрк. bol ‘быть' ~ як. ol; чув. кăвак ‘синий' ~ тюрк. k ‘синий', чув. кĕвĕ ~ тат. кɵ̆й ~ каз. кұй ‘мелодия', откуда реконструируются пратюркские долгие ō и ȫ.

Тюркские языки не имеют тенденцию к элизии интервокальных инлаутных сильных согласных, поэтому в случае исходного сильного согласного он должен был бы сохраниться в тюркских словах, и имели бы не kök, а kövök/köbök и т.п.

Заметим также, что саларские, уйгурские и огузские примеры носят спорадический, а не системный характер, более того, тюркские по происхождению слова (их «тюркскость» устанавливается по чувашским или межтюркским параллелям, и что важно (sic!) - нет межтюркских параллелей без чувашских) на букву v- в этих языках единичны (подавляющее большинство слов на v- являются арабо-персидскими или поздними русскими заимствованиями), и все имеют чувашские аналоги, как было показано выше на примерах.

А вот в чувашском языке большинство слов на в- являются исконными и имеют тюркские параллели с ø-звуком (исключая параллели типа вышеуказанных с v-/w-, которые, на наш взгляд, являются булг. заимствованиями).

Поэтому, считаем, что эти явления в тюркских языках есть следствие влияния булгаро-чувашского субстрата.

Выводы

Таким образом, есть все основания выводить общетюркское указательное местоимение бу из булгаро-чувашского ву/во или *βу/βо, а киргизскую форму бул из более общей булгаро-чувашской формы вăл или *βăл.

Так как указательное местоимение bu фиксируется уже в древнетюркских рунических надписях VIII-IX вв. н.э., то предположительная датировка времени заимствования из древнебулгаро-чувашского языка может быть отнесена к III-IV вв. н.э., когда после распада хуннской державы и исхода древнебулгаро-чувашских племен (носителей тюркского языка r-l-типа) из центральноазиатских степей, последние стали заселяться древнетюркскими племенами (носителями общетюркского языка z-š-типа), ассимилировавшими остатки булгаро-чувашских племен (субстрат).

Последние привнесли в тюркский язык z-š-типа значительное количество слов с характерным для булгаро-чувашского языка протезированием, ламбдаизмом и ротацизмом так, что v-, l- и r- формы стали употребляться параллельно с ø-, š- и z-формами (как, например, u/o || bu/bo - ‘он', ‘она', ‘оно' || ‘этот', ‘эта', ‘это'; jaš || l - ‘год', ‘возраст'; qazaq || qaraq -‘вор', ‘разбойник').

В качестве доказательства субстратной гипотезы можно привести имя вождя племени müš budun ‘серебряный народ' - l Ögä ‘серебряный Огя' (присутствующий в слове l ‘серебряный' ламбдаизм ~ чув. кĕмĕл противопоставлен тюркскому сигматизму в слове ‘müš') из рунической надписи (древнетюркской) из Кижилиг-хобу (современная Республика Тува, Россия) [11].

Исследование выполнено в рамках соглашения №14.B37.21.0712 ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России».

Рецензенты:

Корнилов Геннадий Емельянович, доктор филологических наук, профессор, декан филологического факультета, заведующий кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания (ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И. Н. Ульянова»), г. Чебоксары.

Сергеев Виталий Иванович, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой чувашского языкознания и востоковедения имени М. Р. Федотова (ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И. Н. Ульянова»), г. Чебоксары.


Библиографическая ссылка

Желтов П.В. К ЭТИМОЛОГИИ ТЮРКСКИХ УКАЗАТЕЛЬНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ BU И BUL ЭТОТ’, ‘ЭТА’, ‘ЭТО’ // Современные проблемы науки и образования. – 2013. – № 2. ;
URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=8473 (дата обращения: 28.03.2024).

Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

«Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1,674