Исследователи истории среднего специального образования СССР, в том числе послевоенной эпохи, как правило, сторонятся социальных аспектов проблематики. Социальное присутствует лишь в виде самых общих образов – индустриализации, войны, хрущевских реформ и т. п. История техникумов рассматривается в лучшем случае в связи с поворотами политики в области образования [1; 3; 5].
Напрасно искать работы, в которых исследовалось бы не «развитие» образования в тот или иной период, а его «повседневность», рассматривался бы техникум в его жизнедеятельности, как таковой.
Методологически продуктивная идея «учебной повседневности», недавно сформулированная И.Б. Орловым [6, 39], только осваивается. Чуть ли не единственным примером исследования техникумовской действительности является труд В.В. Никонова [4]. Это тем более странно, что история образования существует как под-отрасль педагогической науки, и по определению невозможна без освещения взаимоотношений участников образовательно-воспитательного процесса.
Понятно, что сугубо личностные, психологические по своей природе цели, задачи, мотивы поведения учащегося во многом детерминировались его социальным положением и самочувствием. От образа жизни и достатка семьи, стипендии, социальных выплат во многом зависело и распределение дневного (рабочего) времени учащегося техникума. Учащиеся техникумов, особенно сельских, в послевоенные годы зачастую являлись главными работниками в семьях, потерявших отцов, вынуждены были совмещать учебу с работой в колхозах, поисками заработков.
Понятие социальное положение весьма широко. В данном случае обратимся к вопросу о материальном положении учащихся, определявшимся достатком семьи, заработками и платежами. Целью настоящей статьи является исследование вопроса о плате за обучение, сравнение законодательно-нормативных положений с реальностью на примере одного из многочисленных советских сельских техникумов – Гжельского. При этом мы стремились не просто дать некую по возможности объективную характеристику платы за обучение, правил и исключений, но и определить её посильность, ее влияние на процесс социализации личности и социальное самочувствие учащегося.
При подготовке работы авторами были использованы законодательно-нормативные положения, регулировавшие работу средних специальных учебных заведений СССР в 1947–1958 гг., а также приказы Гжельского силикатно-керамического техникума, в настоящее время хранящиеся в архиве Гжельского государственного университета. Этих документов достаточно для реконструкции объективной картины. Роль отношений, строившихся вокруг оплаты обучения, как фактора социализации, косвенным образом освещена в других документах Гжельского техникума, прежде всего, в заявлениях и справках об освобождении от оплаты.
В ходе исследования выяснился ряд принципиальных вещей. Обучение в советских средних специальных учебных заведениях, равно как и в старших классах средней школы и вузах, перед Великой Отечественной войной стало платным. Для техникумов, не считая Москвы и Ленинграда, а также столиц Союзных Республик, устанавливалась сумма, равная 150 руб. в год [9, с.128]. Этот порядок держался до 1956 г., когда названное постановление было отменено.
В современной литературе установление платы за обучение в старших классах общеобразовательной школы связывается с общим курсом социальной политики 40–50-х гг., одной из важнейших задач которой было обеспечение промышленности рабочими руками. Платность стала средством канализации молодёжи, прежде всего колхозной, в фабрично-заводские рабочие. Не случайно в том же 1940 г. была учреждена система трудовых резервов – система планомерной массовой подготовки молодых рабочих и последующего их трудоустройства [8, с.13].
Сумма 150 руб. была весьма обременительной для семей сельчан Подмосковья, масса которых получала денежные средства не в колхозе, а за счёт продажи продуктов с приусадебного участка и сторонних работ. Платёжеспособность деревни особенно упала во время войны и первые послевоенные годы в связи с негативными демографическими изменениями. К тому же в 1946–1947 гг. в стране разразился голод, пусть в меньшей степени, нежели другие регионы, затронувший и Московский район [2, с. 74, 79].
Характерными в этой связи представляются некоторые документы Гжельского техникума. Так, в одном из февральских приказов 1947 г. говорилось о невозможности покрыть дефицит картофеля и овощей на складе за счёт торговых организаций. Известны и заявления учащихся о болезни, и случаи отчисления из техникума в этой связи.
Знакомство с приказами Гжельского техникума послевоенного десятилетия показывает, что тема оплаты за обучение была весьма актуальной. На протяжении всего периода в начале каждого нового полугодия в техникуме издавались соответствующие приказы. Типичными в этом отношении являются февральский и октябрьский приказы 1946 г. Ими определялась полугодовая сумма платежа – 75 руб., сроки внесения денег или предоставления документов, дававших право на бесплатное обучение: после зимней сессии соответственно не позднее 1-го мая и 1 апреля, после летней сессии – не позднее 1 декабря и 15 ноября. В дальнейшем даты внесения платежа варьировались, но по-прежнему по семестрам.
От платы за обучение постановлениями СНК СССР, инструкциями Всесоюзного Комитета Высшей Школы (ВКВШ) при СНК СССР, наряду с отличниками, освобождались:
а) с 1940 г. – инвалиды-пенсионеры, их дети, а также воспитанники детских домов;
б) с 1941 г. – дети офицеров-инвалидов Великой Отечественной войны и дети погибших на фронте офицеров, дети рядового и младшего начальствующего состава Красной армии и Военно-морского флота;
в) с 1942 г. – лица, вернувшиеся с военной службы по ранению, контузии, увечью или болезни;
г) иждивенцы рядового и младшего начальствующего состава, призванного в ряды Красной армии и Военно-морского флота, получающие пособие, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 г.;
д) дети высшего и старшего офицерского состава Красной армии, Военно-морского флота, войск и органов НКВД и НКГБ, зачисленных на пенсию.
С 1949 г. разъяснение Министра высшего образования (№ УТ-1-19/185) разрешало освобождать от платы за второе полугодие 1948/49 уч. г. не только отличников, но и учащихся, имевших 2/3 отличных оценок при 1/3 – «хорошо».
Насколько аутентично эти установленные правительством нормы принимались в расчет руководством Гжельского техникума? Ответ на вопрос находим в одном из документов 1948 г., где содержался аналогичный перечень категорий учащихся, освобожденных от платы за обучение:
а) инвалиды Великой Отечественной войны;
б) инвалиды-пенсионеры и их дети в том случае, если получаемая пенсия является для них единственным источником средств к существованию;
в) персональные пенсионеры по старости за выслугу лет и пенсионеры – Герои труда и их дети, если пенсия является единственным источником к существованию;
г) дети военнослужащих рядового, сержантского и старшинского состава;
д) дети иждивенцев военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава, погибших и без вести пропавших на фронтах Великой Отечественной войны;
е) дети офицеров-инвалидов Великой Отечественной войны и дети офицеров, погибших, пропавших без вести и умерших впоследствии ранений, контузий, увечий и заболеваний, полученных на фронтах Великой Отечественной войны.
Очевидно, во-первых, что единственным крупным упущением техникумовского документа было отсутствие в списке детей – воспитанников детских домов. В остальном же он вполне соответствовал нормативным предписаниям. Оговорки «если» в пп. б) и в) повторяли норму закона. Во-вторых, и умолчание о детях – воспитанниках детских домов, очевидно, совсем не означало, что о них забыли.
Об этом свидетельствуют стипендиальные приказы. В данном случае речь скорее может идти о небрежности составителя названного документа.
Сбор платы за обучение во второй половине 40-х – начале 50-х гг. шёл непросто. Хлопоты о получении справки не всегда приносили истцам желаемый результат – значительная часть документов, хотя и меньшая, представлялась дирекции уже во втором полугодии. Между тем частые «приказы-напоминания» о необходимости платежей, обнародование списков задолжников, а также то обстоятельство, что собирать справки приходилось ежегодно, были явными беспокоящими факторами в жизни подростков и молодых людей.
В 1946 г. апрельский приказ освобождал от платы за обучение 32 чел., июньские приказы – еще 8 чел. Осенью-зимой, т. е. в первом полугодии следующего 1946/47 уч. г., от оплаты были освобождены 77 чел.
В книге приказов техникума за 1947/48 уч. г. в списках учащихся, обязанных платить, значились 159 человек (52 первокурсника, 45 чел. со II-го и 62 чел. с III курса); от платы освобождались 116 учащихся (30 чел. с I-го, 31 чел. со II-го, 26 чел. с III-го курса и 29 чел. с IV-го курса).
Согласно отчётным данным за 1953/54 уч. г. от платы за обучение были освобождены только 145 учащихся (30–32 %). Октябрьские и ноябрьские приказы 1954/55 уч. г. освобождали от платы за обучение 226 чел. (49–60 %).
О тяжести платежей для учащихся Гжельского техникума свидетельствует ряд обстоятельств, правда, по преимуществу косвенных.
Так, по нашим подсчётам, применительно к концу 1947 г. оплатить учёбу не в состоянии оказался каждый пятый учащийся, не имевший освобождения от платежа. Судя по декабрьскому приказу 1949 г. имели место отчисления учащихся «за невзнос своевременно платы за обучение».
Известны и более поздние случаи напряжения с платежами. Так, в самом конце 1950/51 уч. г. в числе неплательщиков значились 31 чел. Дирекция была вынуждена распорядиться о созыве внеочередного педсовета, на котором планировалось решить вопрос «о дальнейшем пребывании в техникуме тех учащихся, которые к 25 июня не внесут плату за обучение».
В 1955 г. – последнем году, когда обучение было платным, – дирекция дважды в июне и декабре приказом предупреждала задолжников. В первом случае речь шла о невозможности перевода их на следующий курс и выплаты стипендии, во втором, «что в случае непогашения ими задолженности до 25 декабря с.г. по отношению к ним будут приняты самые строгие меры, вплоть до исключения их из техникума». В списке задолжников числились 21 человек.
Наконец, анализ приказов об отчислениях за 1946–1955 гг. показал, что семейные и/или материальные обстоятельства были причиной 30 % всех отчислений. Для многих учащихся платежи за учёбу оказывались мало-подъёмными.
Такова объективная картина.
Посмотрим теперь на субъективный аспект темы. Какую роль играли отношения вокруг оплаты за обучение как фактор социализации личности учащегося? Как и чему он научался?
Обратимся к заявлениям и справкам об освобождении от оплаты за обучение. Приведём наиболее характерные фрагменты заявлений 1948 г.: «отец мой инвалид Отечественной войны, мать – тоже инвалид II гр. – не работает» / «семья у моей матери состоит из девяти человек. Отец мой погиб на фронте Отечественной войны, старший брат – нерабочий инвалид Отечественной войны, мать больна и кроме меня еще 7 младших детей» / «отец погиб на фронте, а мать инвалид второй группы, и на иждивении матери находятся четверо детей – учащихся».
Изучение этого источника позволяет сделать несколько наблюдений.
Первое, таких заявлений и справок много. Через их искание значительная часть учащихся оказывалась вовлечена в гражданско-правовые отношения и с соответствующими государственными учреждениями, и с администрацией учебного заведения.
Второе. Необходимость ежегодного получения справок, в том числе справок об инвалидности самих учащихся (нередко участников Великой Отечественной войны), очевидно, могла будировать у молодых людей неприятие бюрократической организации дела.
Третье, в справках речь шла в основном о родителях, которые, будь они живы и в добром здравии, могли бы обеспечить своих детей необходимыми для обучения средствами. Неполные семьи с родителями инвалидами такой возможности были лишены. Зато такую возможность имело государство, дававшее освобождение от оплаты и, таким образом, в этом отношении «замещавшее» родителей. Явление «замещения» оставило свой след и в языке эпохи: учащихся из числа воспитанников детских домов называли «воспитанными Советской властью». Так выглядело одно из многообразных проявлений патернализма, свойственного отношениям советского человека и советского государства [7].
Выводы
Казалось бы, частная мера – плата за обучение – в действительности была вплетена в сложную систему отношений с участием учащихся, как в стенах самого учебного заведения, так и вне этих стен. Влияние отношений, связанных с платой за обучение, на процесс социализации личности молодого человека было противоречивым.
1) Для значительной части учащихся необходимость платить за обучение была дополнительным стимулом к работе в домашнем хозяйстве и поиску сторонних заработков – явлению, в которое подростки и молодежь особенно первых послевоенных лет были широко вовлечены.
2) Понятно, что, не содействуя качеству образования – мешая такой важной составляющей социализации как выработка профессиональной состоятельности, вышеназванное обстоятельство способствовало ускорению взросления молодых людей.
3) Значительная часть техникумовских учащихся, добиваясь освобождения от оплаты, получала первые опыты гражданско-правовых отношений с органами государственной власти, «встраиваясь» в существующую патерналистскую систему.
В заключение укажем, что наиболее тяжела плата за обучение была именно для учащихся сельских техникумов, и Гжельский техникум в этом отношении был весьма типичным примером. В условиях завершения индустриализации, на подступах к НТР, требовавшей резкого увеличения выпуска специалистов среднего звена, плата за обучение в СССР, в учебных заведениях всех типов была отменена.
Библиографическая ссылка
Киселёв А.Г., Соловьёва С.Н. ПЛАТА ЗА ОБУЧЕНИЕ: РЕАЛЬНОСТИ ГЖЕЛЬСКОГО ТЕХНИКУМА, 1946-1955 ГОДЫ // Современные проблемы науки и образования. – 2016. – № 6. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=25878 (дата обращения: 05.12.2024).