В этой связи необходимо признать тот факт, что модернизация экономики Российской империи разворачивалась в условиях доминанты патриархального уклада и правовой обособленности главного субъекта аграрного производства - крестьянства, составлявшего более 80,0 % населения страны. Во многом поэтому решение аграрного вопроса рассматривалось как в официальной пропаганде, так и в либеральной публицистической практике в качестве необходимого условия для преодоления социальной нестабильности. Развернувшаяся на рубеже веков на страницах общественно-политических журналов и научно-публицистической литературы полемика по вопросам современного состояния аграрного производства и крестьянских переселений носила резко политизированный характер, а выводы авторов, за редким исключением, конструировались с ориентацией на сиюминутность, социально-политическую актуальность ситуации, вне историографического режима оценки сложившейся ситуации. В собственно исторической науке, базировавшейся на позитивистских основаниях, проблемы аграрного характера и народных миграций освещались по преимуществу сквозь призму количественных показателей, а также роли государственных структур в урегулировании «аграрного кризиса», организации переселенческого движения [7].
Совершенно естественным выглядит то, что данный подход практически в неизменном виде «перекочевал» в исследовательские схемы советского и раннего российского периодов отечественной историографии, трансформировавшись в теорию аграрного кризиса, логично объяснявшую причины экономических катаклизмов, разразившихся в России на рубеже XIX-XX столетий со всеми коннотациями, включая интенсивные миграции сельского населения.
Подобная оценка причин возникновения кризисных явлений в сельском хозяйстве, а также переселенческого движения земледельцев на малоосвоенные восточные окраины страны не лишена здравого смысла и, безусловно, заслуживает внимания. Вместе с тем экономический, деперсонифицированный подход к такому значительному явлению в аграрной истории страны, как переселение, чреват пониманием крестьянских миграций только в виде элементарного механического перемещения бесформенной массы земледельцев, искавших спасения от голодной смерти во вновь колонизуемых районах Российской империи.
Альтернативный подход к оценке аграрных проблем в российской истории связан с постепенно набирающей «мышечную массу» практикой рефлексивного крестьяноведения. Опыт крестьяноведческого подхода в отечественной историографии первоначально нашел отражение в работах Н.Д. Кондратьева [5], А.В. Чаянова [15], А.Н. Челинцева [16], отвергнутых по идеологическим соображениям к концу первой четверти XX столетия. Условия для возвращение к крестьяноведению в России вновь возникли в связи с научно-теоретической деятельностью американского историка Т. Шанина, еще в 1960-1970-е гг. провозгласившего доминантным принцип осознания субъективности объекта общественных наук, междисциплинарного подхода к исследованию аграрного сектора экономики России, признания крестьянства в качестве особого социального явления, достойного отдельных теоретических размышлений.
Конституирование крестьяноведения как исследовательской практики во многом оказалось обязанным безрезультативности огромных капиталовложений западных государств в экономику развивающихся стран Азии, Африки, Латинской Америки. На этом основании был сделан продуктивный вывод, сообразно с которым феномен развивающихся стран оказался в том, что они, будучи, по сути, крестьянскими обществами, своеобразно интегрировались в мировой рынок. Относительно России адептами новой методологии Т. Шаниным, Дж. Скоттом и иными было высказано предположение, что «это страна, которая "не развивается", т. е. не развивается согласно ожиданиям теории прогресса; это страна, чье развитие заблокировано внешними силами и внутренними факторами» [11].
Столь резкий методологический поворот в исследовании аграрного вопроса имел двоякие последствия.
С одной стороны, рефлексивное крестьяноведение, изначально позиционируя себя в качестве сугубо аполитичной методологии, быстро ангажировало в свои ряды часть региональных исследователей аграрного вопроса, активно осваивая его внеполитические аспекты. В монографиях, статьях и комментариях к ним в параметрах крестьяноведческого дискурса центральное место заняли новые понятия: «моральная экономика», «экономика и этика выживания», «социальная память крестьянства», недвусмысленно указывающие на антропологический характер крестьяноведения как исследовательской дисциплины [8].
Знаковое влияние на процесс антропологизации подходов к осмыслению истории, в том числе и аграрной, оказало широко обсуждаемое в научно-исторических кругах понятие менталитета, введенное в научный оборот еще в 1930-е гг. представителями школы «Анналов, ставивших во главу угла не традиционные для исторической науки вопросы истории государства и права, а проблемы обыденного мышления, развития идей и способов поведения в контексте времени большой протяженности и массовости».
Произошедший методологический прорыв привел к значительному расширению спектра вопросов, связанных с историей, прежде всего с содержательными моментами переселенческого движения, что не только существенно продлило жизнь данному научному направлению, но и вывело его на новый качественный уровень.
В первую очередь необходимо обратить внимание на факт постепенного освобождения историографии переселенческой проблемы от абсолютного доминирования тенденции, столь присущей «региональной истории», в параметрах которой регион рассматривался как самодостаточное целое при сведении к минимуму содержания его взаимодействия с центром. Ряду исследователей, пишущих в рамках направления «новая история империи», удалось в какой-то степени «примирить» имперский и региональный нарративы, выделив в качестве первоочередной задачу изучения сложной ткани взаимодействия имперских властей и местных сообществ (это А.В. Ремнёв, Л.М. Дамешек, В.П. Зиновьев, М.В. Шиловский и др. [13]).
В результате в предметное поле исследователей Сибири, работавших ранее в узком русле переселенческой проблематики, попали темы характеристики образов Сибири, их эволюции в общественном мнении и массовом (коллективном) сознании россиян в продолжительных хронологических параметрах колонизации восточных окраин страны (конец ХVI - начало ХХ вв.), что потребовало обнаружения и детального анализа акторов влияния на процессы формирования сибирской региональной идентичности (Д.Н. Замятин, А.Н. Замятин [4], Н.Н. Родигина [12] и др.).
В заданных масштабах сегодня осуществляются исследования массовых трансрегиональных миграций из губерний Европейской России (регион-донор) в земледельческие местности Сибири (регион-реципиент) с учетом стадиальных особенностей переселенческого процесса, сочетания природно-географических, экономических, социально-психологических условий регионов выхода и водворения. В рамках предлагаемой модели миграционная активность крестьянства рассматривается с точки зрения совокупности влияния факторов природно-географического, экономического, социокультурного и социально-психологического характера, реализуемых в границах единого колонизационного пространства. Решающее значение придается характеристике социально-психологического облика крестьянства (старожилов и переселенцев), природным и социально-психологическим аспектам адаптации мигрантов в Сибири, стратегиям адаптивного поведения на всех стадиях миграции, этническим, геодемографическим и гендерным аспектам переселенческого движения (М.К. Чуркин. [17], Б.Е. Андюсев [1], И.И. Кротт [6], М.А. Нагорная [9] и др.).
В новом ключе осваивается и тема организации крестьянского хозяйства в Сибири - посредством определения базовых элементов его внутреннего строя; условий, форм и тенденций модернизации, системных связей между природно-географическими, экономическими и политико-правовыми «агентами» крестьянского землеустройства и землепользования в колонизуемом регионе (П.Ф. Никулин [10], М.В. Дорофеев [3] и др.).
Однако современные исследователи аграрных миграций в Сибирь во второй половине ХIХ - начале ХХ вв. в рамках новой методологической практики столкнулись с целым комплексом непреодолимых препятствий, определяемых текущим состоянием исторической науки. В частности, выяснилось, что за спинами авторов стеной стоит авторитетная (в какой-то мере авторитарная) историографическая традиция, сформированная в эпоху безраздельного господства позитивизма в исторической науке. Совершенно очевидно, что оформление историографической традиции в осмыслении аграрной проблематики и темы крестьянских миграций как ее неотъемлемой составляющей по большей части реализовывалось под влиянием марксистской познавательной парадигмы. В результате тема аграрных миграций, уже на рубеже 1980-1990-х гг., представлялась специалистам в данной области исчерпанной (аграрная политика царизма, прямое и обратное движение мигрантов, крестьянское малоземелье как причина миграционной активности и т.д.).
Симптоматично, что кризис марксистской методологии в исторической науке пришелся на время распада СССР и формирования новой российской государственности. Системный кризис в стране (идеологический, политический, экономический) естественным образом отразился и на состоянии исторической науки. Однако поколенческий разрыв наиболее явственно обнаружился именно в тех исследовательских отраслях, которые оценивались в качестве наиболее всесторонне и полновесно освоенных. В конечном счете новое поколение исследователей аграрных миграций и переселенческого вопроса, продолжительный период пребывая в состоянии «подмастерий», по сути дела было лишено возможности привлечения немарксистских подходов и методологий в свои исследовательские проекты.
Только на рубеже ХХ-ХХI вв. тема аграрных миграций в той или иной степени начинает рассматриваться с учетом принципов рефлексивного крестьяноведения. Симптоматично, что первенствующие позиции в данной области принадлежат именно региональным исследователям. Проблема здесь заключается в том, что так называемая общероссийская историография аграрного вопроса продолжительный временной отрезок находилась в «плену» эвристически-познавательных стереотипов, видя в миграциях лишь следствие не решенных в центре страны проблем аграрного порядка, ограничиваясь чаще всего лишь констатацией факта переселений, облаченного в строгие статистические формулы. Но при этом в общероссийской аграрной историографии постепенно набирали силу ментальная и социальная истории, стремившиеся с опорой на крестьяноведческие подходы поставить вопросы, никогда ранее не входившие в круг интересов исследователей традиционного позитивистского формата: социальное поведение крестьянства в катастрофические периоды истории, стратегии выживания земледельцев в природно-географических условиях русской равнины, влияние природно-географического фактора на организацию и жизнедеятельность крестьянского двора, специфика адаптивного поведения крестьян и т.д. В известном смысле временная деидеологизация аграрной историографии привела к переосмыслению широкого спектра законсервированных положений аграрной истории. В частности, крестьянство перестало рассматриваться в качестве пассивного объекта исторического процесса, начала признаваться самобытность и «неудобность» земледельческого сословия России, в том числе и в имперский период.
Таким образом, можно предположить, что обращение к методологии рефлексивного крестьяноведения открывает широкие перспективы для системного осмысления аграрного вопроса и миграционных процессов в России второй половины XIX - начала XX вв. Продуктивность выводов здесь будет зависеть от способности исследователя к преодолению основных «неадекватностей», обозначенных теоретиками рефлексивного крестьяноведения: доминанты статистических методов и их внечеловеческих интерпретаций, узости и прагматичности мышления, навязываемых познавательными конструкциями осмысления исторических событий, а также исключительно государственного взора на происходящие в аграрной сфере события.
Рецензенты:
Худяков В.Н., д.и.н., профессор, заведующий кафедрой отечественной истории Омского государственного педагогического университета, г. Омск;
Сабурова Т.А., д.и.н., профессор, профессор кафедры отечественной истории Омского государственного педагогического университета, г. Омск.
Библиографическая ссылка
Чуркин М.К. АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ И ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НА ВОСТОЧНЫЕ ОКРАИНЫ ИМПЕРИИ: КРИЗИС ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ И ПУТИ ЕГО ПРЕОДОЛЕНИЯ // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 1-2. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=19771 (дата обращения: 14.01.2025).