Анализ паремий, объективирующих эмоциональный концепт (ЭК) «страх» в английской и русской и чувашской лингвокультурах, свидетельствует о том, что в предметно-образном содержании исследуемого концепта гораздо больше различных, специфических, чем общих характеристик исследуемого концепта. Отобранные пословично-поговорочные единицы позволили выделить несколько тематических групп, из которых часть является общей для всех культур. Эти совпадения являются инвариантными в том смысле, что в языках обнаруживаются пословицы на эту тему, но они не могут быть названы полными эквивалентами, поскольку обнаруживают сходство по идее, но расходятся по лексико-грамматическому оформлению.
Во всех сопоставляемых языках существуют пословицы, которые можно объединить под общим названием: «Пережив однажды ситуацию страха, экспериенцер данной эмоции начинает бояться даже потенциальной опасности». В русском и чувашском языках эта идея воплощается через поведенческие черты зоонимов: Пуганая ворона куста боится; Пуганый зверь и воробья боится; Вор, что заяц: тени своей боится; Пěр хăранă йытă виçě кун вěрнě, тет - Одна пуганая собака три дня лаяла, говорят; Кушакран хăраман шăши çук - Кошки не боящейся мыши нет; Хăравçă куян хăй мěлкинчен хăрать - Трус(ливый) заяц своей тени боится; Хăравçă куянăн хăрасах кун иртет - У трус(ливого) зайца боясь день проходит; Хăранă анчăк хÿрине хěсет - Пуганая собачонка хвост поджимает; Шиклě йытă хăй мěлкинчен хăранă - Пугливая собака своей тени боялась; Шиклě йытă хыт вěрет - пугливая собака сильно лает. В чувашском и английском языках образ боязливого человека может передаваться и иными способами: Вăрăпа кашкăр çутăран хăраççě - Вор и волк боятся (дневного) света; Хăравçăн куçě пысăк - У труса глаз большой; Хăравçă çыннăн куçě чармак - Трусливого человека глаз таращится; Хăравçă чěри чěрне вěçěнче - Труса сердце на кончике ногтя; Хăравçăн хăрах куçе те çиччě курать - У труса и один глаз видит за семерых; Хăравçăна хăйěн хăти те хăяматăн курăннă - Трусу собственный сват лешим виделся; Хăракана валли йытăсем те нумай - Для труса и собак много; Хăракана тунката та тукмакăн курăнать - Трусу и пенек колотушкой видится; A burnt child dreads the fire; Men are eager to tread under foot what once they feared. Кроме того, английская пословица Threatened folks live the longest: they take precautions свидетельствует о том, что для англичанина свойственно принимать меры предосторожности, чтобы впредь избежать опасной ситуации: в психологии это называется адаптивная функция страха [1]. В русском языке также зафиксированы пословицы, в которых осуждается поведение трусливого человека: Ядрам поклоны отдавать; Оглядываться, что волк на свой хвост; Покорную овцу трижды стригут; Смирного волка и телята лижут; Кроткая овца волку по зубам; Барана стригут, а у козы поджилки трясутся.
Осмысление страха через смерть находит свое воплощение в русском и английском языках. Однако отношение к смерти как причине возникновения страха различно для сопоставляемых культур. Для сознания русскоязычного человека, смерть рассматривается как неизбежность, страх смерти это естественное чувство человека: Жив (человек) смерти боится; Страх сильнее смерти; Бояться смерти - победителем не быть. Русское сознание не отстраняется от смерти, а примиряется с ней, мыслит как факт, который невозможно изменить. Подобное восприятие смерти русским сознанием объясняется традиционно русским отношением к жизни: ко всему надо относиться по-доброму, даже к смерти, принимая ее [4]. В англоязычных пословицах страх смерти признается самым интенсивным: The fear of death is more to be dreaded, than the death itself; If you fear death, you are already dead; It is not death or hardship that is a fearful thing, but the fear of hardship or death; Death, like life, is an affair of being more frightened than hurt.
В английском и русском языках страх соотносится с судьбой, Богом, подчеркивается совестливость, высокие моральные качества богобоязненных людей: The fear of God makes the heart shine; Бойся, не бойся, а року не миновать; В ком есть страх, в том есть и Бог; Кто Бога не боится, тот людей не стыдится; Бойся Бога, знай совесть.
Сопоставляемые культуры выделяют такую характерную черту ЭК «страх», как способность управлять поступками людей. Английское языковое сознание различает: а) положительное воздействие страха, подчеркивающее назидательную (адаптивную) функцию страха: Fear is an instructor of great sagacity and the herald of all revolutions; The fear of one increases the courage of the other; A good scare is worth more to a man than good advice; You must always fear if you want to be safe; Fear keeps the garden better than the gardener; Fear is the beginning of wisdom; б) отрицательное воздействие эмоции страха на поступки человека: Fear may force a man to cast the moon; Panic, the handmade of numbing fear, He who fears you present, will hate you absent; He threatens who is afraid; Don't let fear hold you back; Our fears do make us traitors, A slave to fear creates the hell on earth; в) нейтральное воздействие страха: Men who are afraid are in love with fear; He who is afraid of doing too much, always does too little; Fear no men and do justice to all men; If you fear that people will know, don't do it; Those who came were not afraid: those who were afraid didn 't come.
В чувашском и русском языках страх рассматривается в основном как нейтральный регулятор поступков людей: Çылăхран хăрасан çын пулса та ÿсес мар - Греха бояться - человеком не вырасти; Мунчана каякан ăшшинчен хăрамасть - В баню идущий тепла не боится; Пысăкран хăрас, кěçěннинчен вăтанас - Большого бояться, среднего стесняться; На всяку беду страху не напасешься, Не стоит тратить свою жизнь на страх. Данные пословицы носят больше рекомендательный, философский характер, являются размышлениями о значимости страха и его месте в жизни человека. Так в чувашском языке существует образованная во время Великой Отечественной войны пословица, активно употребляемая и в настоящее время: Пăттар Раман фашистран хăраман - Батыр Роман фашистов не боялся, которая носит поощрительный, подбадривающий характер, призывая человека не паниковать в опасной ситуации. Во всех сопоставляемых языках отмечается, что неопытный, наивный человек не испытывает страха. В английской и чувашской пословицах внимание акцентируется на том, что страх может являться не врожденной, а приобретенной эмоцией: Newborn calves don't fear tiger; Тинěс çине çитмен çын сехре хăппи курман çын - На море не бывший человек - не видавший страха человек. В русском языке отмечается, что страх является эмоцией осознанной, а также тот факт, что страх испытывает тот человек, которому есть, что терять: Глупый, что голый, ничего не боится.
Английским языковым сознанием образ страха персонифицируется, наделяется признаками действия, выступает в роли наставника/учителя: Fear is not a lasting teacher of duty. Fear is a great inventor. Страх обладает физическими характеристиками: Fear has many eyes; Fear is the father of cruelty; Early and provident fear is the mother of safety; Fear has a quick ear. В пословично-поговорочном фонде английского языка выделяется группа пословиц, отражающих причинность возникновения эмоции страха. Среди причин возникновения страха в английской лингвокультуре наибольшей частотностью отличается сильно преувеличенная причина: Fear is greater than the reason for it; The less there is fear the less there is of danger; Fear is ten times more terrifying than danger itself; A threatened blow seldom given. Отмечается также, что безосновательность страха привлекает опасность: Foolish fear doubles danger; What you fear happens sooner than you expect; From fear of breaking it you break the crystal.
Для чувашского языка характерными являются пословицы, в которых иронически оценивается поведение боязливого, трусоватого человека, вызванное преувеличением опасности: Шиклě çынна шик нумай - Опасающемуся человеку опасений много; Шиклě çыннăн куçě чармак - У опасающегося человека глаз таращится; Шиклě çыннăн хăлхи шит çурă - У опасающегося человека ухо в полтора аршина; Шикли шикленнě кěрěк пěркеннě - Опасающийся, опасаясь, кутался в тулуп.
Страх для представителей английской культуры является непреодолимым препятствием, бороться с которым бесполезно: There is no medicine for fear; If you fear to suffer you suffer from fear. В русском языковом сознании отмечается, что только действие помогает преодолеть/побороть страх: Глаза страшатся, а руки делают; Кто идет вперед - того страх не берет; Не помрешь, так и не похоронят; Волков бояться - в лес не ходить; Дело мастера боится.
В паремиологическом фонде чувашского языка зафиксировано значительное количество пословиц, акцентирующих роль труда в преодолении эмоции страха, способность человека справиться с любым делом, если он занимает активную жизненную позицию: Ĕçрен хăракан ырă курман - работы боящийся добра не видел; Ĕçрен хăраман ăста пулнă - Работы не боявшийся мастером был; Ĕçчен çынран ěç хăрать - трудолюбивого человека работа боится; Кирек мěнле ěç те ăстаран хăрать - Любая работа мастера боится; Куç хăрасан та ăла тăватех - Глаз боится да рука все же делает; Куç хăрать те ăла тăвать ăла тунипе пÿ çěклет - Глаз боится да рука делает; Хăравçăпа кахал ялан тус - Трус и лентяй всегда друзья; Алла шăрпăк кěресрен хăрасан хăйă та чěлеймěн - Руку занозить побоишься, лучины не настругаешь; Ĕçрен ан хăра, вăл хăй санран хăратăр, теççě - Работы не бойся, она сама тебя боится пусть, говорят; Ĕçрен куç хăрать те алă тăвать - Работы глаз боится да рука делает.
В сопоставляемых лингвокультурах страх осмысливается через концепт «храбрость/мужество». В английском языке мужество одобряется и подчеркивается, что в основе храбрости лежит именно страх: Courage is fear that has said its prayers; One must have courage even to fear. Русский язык располагает большим количеством пословиц, в которых храбрость восхваляется: Смелого удача догоняет; Храбрый и под землей пробивается; Смелые глаза - молодцу краса; Без отваги нет и браги; Кто смерти не боится, того пуля сторонится; Смелому горох хлебать, а робкому пустых щей не видать; Бой отвагу любит; Смелый там найдет, где робкий потеряет. Паремии чувашского языка также поощряют смелость, подчеркивают необходимость быть бдительным в опасной ситуации: Хăрушлăх умěнче куçна ан хуп - Перед опасностью глаз не закрывай; Пěр кашкăр пěр кěтÿ сурăха хăратать - Один волк одно стадо овец пугает; Хăрушлăхра хăрах куçпа çывăрма хушнă - В опасность одним глазом спать велено.
Для русского языкового сознания оказывается релевантным такой признак храбрости, как своевременность. В иллюстративных примерах отчетливо прослеживается ирония по отношению к храбрости, проявляемой в безопасном месте: Хорошо медведя в окно дразнить! Собака в своей конуре храбра; Всякая собака в своем доме - лев; Из-за куста и ворона остра; Все собаки сильны у себя во дворе. Также выделяются пословицы, отражающие показную храбрость. В этом случае внешность вступает в противоречие с поступками и образом жизни человека: Сердце соколье, а смелость воронья. Молодец среди овец, а против молодца и сам овца; Кто любит помыкать другими - всегда трус; Повадки волчьи, а душа заячья.
В русском и английском языках обнаруживаются пословицы, характеризующие исследуемый концепт через пограничный концепт «трусость»: Несмелый всегда позади; Врага бояться - в живых не остаться; Сробел - пропал; Хуже как боишься: лиха не минешь, только надрожишься; It is folly to die through fear of dying; Cowards die many times before their deaths. В английском языке дается качественная характеристика трусу: Cowards are cruel; A bully is always a coward.
В англоязычных пословицах и поговорках реализуется семантический признак «продолжительность». Страх может быть длительным: Endless are the torments of him who fears himself, Better a fearful end than fear without end. Английский и чувашский языки отражают такой признак, как «преждевременность»: Let's fear no storm, before we feel the shower; Don't be afraid of tomorrow, look what could happen today; Шыва кěричченех путассинчен ан шиклен - В воду еще не вошедши, утонуть не опасайся.
В пословично-поговорочном фонде английского языка выделяется такой признак ЭК «fear», как возможность использования в качестве средства манипулирования людьми: Terror is a great temptation; Whom a man fears he wishes to perish; He who can hurt is dreaded even when not present; He threatens who is afraid. В русском и чувашском языках этот семантический признак не актуализируется. Несмотря на неизбежность страха, английское языковое сознание не исключает надежды на избавление от него: Let the fearful be allowed to hope; Hope and fear are inseparable: there is no fear without hope; He that hopes not for good fears no evil; Where no hope is left, is left no fear; No hope could have no fear; He has no hope who never had fear. Таким образом, английские пословицы учат терпеливо переносить страх, довольствоваться надеждой на возможное избавление.
В чувашских паремиях четко прослеживается связь между понятиями «страх» и «дружба»: Ăслă тăшманран ан хăра, айван тусран хăра - Умного врага не бойся, бойся глупого друга; Хăравçă юлташ тăшманран хăруш - Трусливый товарищ врага страшней. Несмотря на то, что в наши задачи не входит исследование речевой реализации эмоции страха с точки зрения гендерной маркированности, отметим, что в чувашской лингвокультуре осуждается недоброжелательное, агрессивное поведение женщины: Усал хěрарăмран шуйттан та хăранă, тет - Злой женщины даже шайтан (черт) боялся, говорят, а приверженность семейным ценностям поощряется: Упăшкалă арăма упа та хăратайман - С мужем жену (то есть жену при муже) и медведь не смог напугать; Качча кайнă хěр килсен мěлке те хăрать - Замужняя девушка вернется если, и помело боится.
Итак, анализ представленного материала позволяет говорить как о сходствах, так и о различиях в предметно-образном содержании пословиц и поговорок, отражающих эмоциональный концепт «страх» в сопоставляемых лингвокультурах, а также указать на следующие семантические признаки. Для английской лингвокультуры релевантным является «осуждение и негативное отношение к трусости», тогда как храбрость/мужество, в основе которых лежит страх, поощряется в английском и русском языках, а в чувашской культуре трусость воспринимается подчеркнуто иронично. Русская культура иронично относится к проявлению запоздавшей и неуместной храбрости, осуждает обманчивую внешнюю храбрость. Обе культуры в качестве причины страха выделяют смерть, только в английских пословицах страх смерти признается самым интенсивным (Fear is stronger than love; Fear closes the ears of mind; Fear kills more than illness; Fear brings more pain than does pain) и осуждается, а в русских пословицах страх смерти рассматривается как естественный страх человека. В английском языке присутствуют пословицы, характеризующие страх и как средство манипулирования людьми, страх как нейтральный регулятор поступков человека актуален как для английской, так и для чувашской лингвокультур. Английской культуре свойственно воспринимать страх как интенсивную эмоцию, с которой трудно бороться, не исключающую, однако, надежду на избавление. Русская и чувашская культуры, напротив, поощряют и призывают к активному противостоянию страху с помощью конкретных действий. Персонификация страха, наделение его деятельными признаками, физическими характеристиками представляют собой специфику представления эмоционального концепта «страх» в английской лингвокультуре. В паремиях всех сопоставляемых языков активно используются зоонимы.
Как известно, пословицы обладают обобщающим, рекомендательным характером и этому во многом способствует тип их синтаксического построения [2]: обобщенно-личные предложения, употребление глагольного сказуемого в форме настоящего времени, множественного числа, отсутствие временной конкретизации.
В английском языке пословицы, объективирующие ЭК «страх», констатируют факт или событие, говорят о его закономерности и обобщенности (предложения в настоящем времени), причем использование конструкции с глаголом «to have» приписывает страху обладание некоторыми физическими характеристиками: Fear has a quick ear; Fear has many eyes, использование сравнительной степени прилагательных сравнивает страх с другими отрицательными эмоциями или явлениями, причем страх всегда сильнее, опаснее, хуже: Fear kills more than pain. Сравнительные конструкции предлагают определенный выбор: «если делать так, то получится вот что, а там вам решать», или «если бы было возможно, то случалось бы так»: Nobody would be afraid if he could help it (Никто бы не боялся, если б мог). Анализ синтаксических структур паремий показал, что по сравнению с английским языком, русский язык, отражая ЭК «страх», категоричней выражает предписание, назидание по поводу того, что надо делать в опасной ситуации или как преодолевать страх, что достигается с помощью императивных конструкций. Пословично-поговорочные единицы чувашского языка в основном характеризуют состояние страха как неотъемлемую составляющую жизни человека, рекомендуют преодолевать страх посредством трудовой деятельности и воспринимают излишне боязливого человека несколько иронично. Этноспецифичность паремий чувашского языка заключается в их матримониальном характере, приверженности истинной дружбе и близким людям.
В паремиологическом фонде сопоставляемых языков отражена специфика языковой картины мира конкретного этноса, семиотическая структура пословиц и поговорок включает интертекст, актуализирующий фоновые знания и образные ассоциации носителей русской, английской и чувашской лингвокультур.
Рецензенты:
Сергеев В.И., д.фил.н., профессор кафедры чувашского языкознания и востоковедения, ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет», г. Чебоксары;
Иванова А.М., д.фил.н., профессор кафедры чувашского языкознания и востоковедения, ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет», г. Чебоксары.
Библиографическая ссылка
Кириллова Н.В., Зайцева Е.Л. ПАРЕМИИ КАК СРЕДСТВО АКТУАЛИЗАЦИИ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО КОНЦЕПТА «СТРАХ» В РУССКОЙ, АНГЛИЙСКОЙ И ЧУВАШСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 1-1. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=18761 (дата обращения: 14.09.2024).