Существует два основных подхода к определению социального капитала. Первый связан с именем Колмена и относится к структуральным. Он понимает социальный капитал как аспект социальной структуры, который способствует развитию социальных отношений любого рода и является источником для коллективных действий [1]. Он создается благодаря участию индивидов, но не является индивидуальным атрибутом.
Другие авторы определяют социальный капитал как субъективный феномен, складывающийся из множества ценностей и мнений [2].
Многие исследователи подчеркивают связь между социальным капиталом и социальным доверием: доверие облегчает налаживание сотрудничества, которое, в свою очередь, укрепляет доверие. Этот интерактивный процесс имеет две точки равновесия: низкая интенсивность (недостаточность социального капитала) и высокая интенсивность (коммунальная гражданственность). На вопрос, как преодолеть путь от одного полюса к другому, однозначного ответа нет.
Во-первых, вопрос содержит парадокс первичности: существует ли уже минимальное количество социального капитала, или он должен быть создан, чтобы возникли взаимные обязательства и сетевая работа? Во-вторых, проблема коллективного взаимодействия также связана с созданием социального капитала, поскольку у индивидов должны появляться мотивы для кооперации [3].
На наш взгляд, одна из самых значительных проблем, связанных с созданием социального капитала, уходит корнями в концепцию социального доверия, рассматривающую интенсивность взаимодействия между ними как аксиому. В рациональной перспективе социальное доверие выступает рациональным действием, поддающимся рациональной калькуляции, по принципу «око за око», исходя из чего одно хорошее действие рождает в равной степени положительное ответное действие [4]. Согласно этой логике социальное доверие в конкретном обществе усилится благодаря созданию сетевой работы политических и социальных организаций пропорционально их активности.
Другие исследователи, напротив, утверждают, что колебания уровня социального доверия в современных обществах происходят вследствие совсем иных причин. Социальное доверие не слепо, оно аккумулирует и обновляет опыт организаций и ассоциаций. Поэтому социальное доверие несет и культурную составляющую, основанную на социализации предшествующего опыта [5]. Таким образом, создание новых гражданских институтов и организаций может и не привести к неизбежному усилению социального доверия в каждом конкретном случае.
Анализ развития социального капитала в новых демократиях может помочь пролить свет на эту проблему. В таких странах виртуальный социальный капитал может и вовсе отсутствовать, поскольку в течение длительного времени существования авторитарных режимов деятельность организаций либо излишне политизировалась, либо прямо запрещалась. Успешный транзитивный процесс включает создание или восстановление демократических институтов, правил и практик, однако степень влияния этой демократической инфраструктуры на рост социального доверия и социального капитала в новых обществах не всегда однозначна. Институциональные демократические изменения могут привести к усилению социального капитала в некоторой степени, но будет ли этого достаточно для коренного перевеса в сторону приемлемой интенсивности и стабильности этих процессов? Зачастую интенсивность интерактивного взаимодействия между социальным доверием и социальным капиталом в обществе остается на низком уровне [6].
Стремление создать социальный капитал через социализацию граждан не всегда обязательно ведет к успеху. Нельзя утверждать, что рост доверия в обязательном порядке сопутствует любому процессу экономической и социальной модернизации или процессу смены режима. Предшествующий политический опыт граждан, их контакты и общественный дискурс зависят от того, какая организационная и институциональная среда существовала на тот момент времени, а также от мажоритарного контента их культурной трансмиссии. Политики могут сыграть значительную роль в формировании социального капитала через медиацию политической социализации и их вклада в усиление общественного доверия [7].
Деятельность организаций в Испании к концу франкистского периода была развита очень слабо. Оживление наступило с началом транзитивного политического периода и было связано с двумя важнейшими изменениями. С одной стороны, возникновению новых организаций способствовал экономический рост, изменения в образовании и социальная модернизация, имевшие место в 1960-х гг. С другой стороны, демократические перемены, сопряженные с созданием новых партий и других политико-идеологических организаций, а также новая атмосфера свободы, стимулировали развитие ассоциаций различных типов. Период организационной экспансии продолжался в стране почти тридцать лет: если в 1968 г. было зарегистрировано 5650 ассоциаций, то в 1995 г. их количество выросло до 156020, продемонстрировав рост в 30 раз [8]. Однако эти количественные данные не проливают свет на уровень активности и гражданской вовлеченности этих ассоциаций, а также их связях между собой. Многие из них действовали только в локальном масштабе, к региональным можно отнести только 9 % из них, а на национальный уровень смогли подняться только 8 % организаций. Это позволяет характеризовать жизнь испанских ассоциаций в основном как локальную.
Это относится и к профсоюзам. Испанию и Францию отличает самая низкая в Европе активность профсоюзных организаций. Активное распространение профсоюзных ценностей в середине 70-х гг. XX века привело к бурному, но краткосрочному развитию этих организаций, число которых стабилизировалось на протяжении 1980-х гг. Новая волна оживления профсоюзного движения возникла только в конце 80-х, что было связано с экономическим развитием, способствующим укреплению сотрудничества между различными профсоюзными федерациями и их увеличивающейся автономией от политических партий и экономических акторов. Нежелание испанских рабочих присоединяться к профсоюзному движению породило парадоксальную ситуацию, когда два крупнейших профсоюза Union General de Trabajadores и Comisiones Obreras, обладая институциональным значением на политической арене и гегемонией в крупных корпорациях, практически не имели влияния в малых и средних компаниях [9].
Данные исследований [10] показывают, что уровень участия граждан в добровольных ассоциациях в Испании значительно ниже, чем в других западноевропейских странах и США. Это касается не только политических партий и профсоюзов, но и гражданских и волонтерских ассоциаций. Хотя были периоды резкого роста количества организаций, уровень участия в их жизни испанских граждан оставался стабильным на протяжении многих лет. А отставание граждан Испании от других европейцев в отношении волонтерской деятельности даже выше. В обоих списках уверенно лидируют Исландия, Нидерланды и Западная Германия, к «середнячкам» можно отнести Бельгию, Австрию, Великобританию, Ирландию и Данию, а к «аутсайдерам» - Францию, Италию, Португалию и Испанию.
Наибольшую активность испанцы проявляли в организациях, связанных с экологией, движением за мир, защиту прав человека, молодежных, спортивных, культурных и рекреационных ассоциациях. Однако просадка в участии в работе таких традиционных организаций как политические партии и профсоюзные объединения не может быть этим компенсирована. Эволюция членства в ассоциациях в начале 1980-х гг. подтверждает этот тезис. Снижение количества членов профсоюзных и религиозных организаций не сопровождалось увеличением вовлеченности в деятельность организаций социальной направленности.
А усиление спортивной и фестивальной активности скорее относится не к повышению роли социального капитала, а к особенностям национального характера.
Некоторые ученые считают, что гражданскую активность нужно измерять при помощи более искушенных инструментов, особенно там, где речь идет об ассоциациях нового типа, в которых членство не так важно [11]. Однако не все новые формы участия способны генерировать социальный капитал. На наш взгляд, измерение уровня социального капитала в обществе обязательно должно включать данные о членстве в более традиционных организациях, таких как партии и профсоюзы. Их способность генерировать социальный капитал значительно выше, чем у боулинг клубов и других спортивно-рекреационных организаций [12].
Относительно низкий уровень организационной активности в Испании связан с особенностями взглядов и поведения рядовых граждан. Исследования, проведенные в западных демократиях в середине 1980-90-х гг., показали, что их можно условно разделить на две группы в отношении силы и слабости межличностного доверия их граждан [13]. Испания располагается на границе, отделяющей страны, где большинство населения не доверяет друг другу. В 1981 г. 61 % испанцев утверждали, что не доверяют своим согражданам (похожая ситуация отмечалась в Бельгии, Франции и Италии). В 1990 г. этот показатель составил уже 62 % испанцев. Разница между двумя группами стран расширилась: Франция, Бельгия и страны Южной Европы сформировали обособленную группу среди западных демократий.
Уровень межличностного доверия в Испании оставался на стабильно низком уровне в течение тридцати лет. Это особенно удивительно на фоне серьезных политических, социальных, экономических и культурных преобразований, произошедших в стране за эти три десятка лет. В начале 1970-х гг. только один из десяти испанцев мог утверждать, что доверяет своим согражданам, в 1990-х только одна треть населения оказывала доверие другим людям.
Таким образом, в период демократических преобразований в Испании количество добровольных ассоциаций граждан росло экспоненциально: более миллиона испанцев принадлежали каким-либо политическим партиям, около двух миллионов рабочих являлись членами профсоюзных организаций. Однако эта эволюция не сопровождалась увеличением уровня межличностного доверия. Вновь созданные организации были локальными, фрагментированными и зачастую имели весьма недолгую историю. Это позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на оживление организационной активности в стране в период демократических перемен, уровень социального капитала в обществе значительно не изменился и говорить о его переходе на стадию стабильной интенсивности не приходится.
На самом деле пример Испании демонстрирует, что существование и функционирование демократических институтов не ведет автоматически к увеличению социального капитала в обществе. Для объяснения этого парадокса нужно обратиться к анализу ментальных установок и национальных поведенческих особенностей. Эволюция социального капитала в новых демократиях находится в зависимости от уровня социального доверия в обществе. Демократические преобразования могут генерировать социальный капитал, но скорость его эволюции зависит от генерализированного доверия.
Данные исследования показали, что уровень доверия между гражданами не зависит от стадий жизненного цикла, иными словами, с возрастом он не прогрессирует [14]. Разница в уровнях межличностного доверия у представителей разных поколений испанцев незначительна. Этот факт подтверждает гипотезу о том, что межличностное доверие является продуктом длительного процесса культурной аккумуляции и остается стабильным на протяжении жизни нескольких поколений. Увеличение количества добровольных ассоциаций само по себе социального капитала не создает. Оно может быть одним из необходимых условий, но не является достаточным. Участие в деятельности добровольных объединений граждан требует широкой диффузии социального доверия через медленный процесс политической социализации. Сам факт либерализации авторитарного режима и поворот к демократическим принципам не способствует росту доверия между гражданами или их желания участвовать в общественно-политической жизни. Отсутствие межличностного доверия является частью укоренившегося культурного наследия, передаваемого из поколения в поколение. Поэтому большой разницы в стремлении доверять друг другу между различными поколениями не наблюдается.
Однако не следует сводить этот феномен к теории культурного и исторического детерминизма. Не следует в этом смысле приуменьшать влияния политики. Транзитивные процессы в своей основе являются политическими, и поэтому политика вносит свой вклад в формирование социального капитала в такие исторические периоды.
Принятие в 1964 г. закона об ассоциациях положило конец господству в Испании дуализма единственной партии и церкви. Однако политическая активность населения в последовавшие десятилетия демократических перемен оставляла желать лучшего. Безусловно, этому способствовал предшествовавший авторитарный режим, в корне подавлявший любую организационную и политическую деятельность, кроме одобряемой государством. В результате только меньшинство населения было политически мобилизовано, выступая либо против, либо на стороне правящего режима. Большинство же граждан страны ждали от нового режима экономических улучшений и стабильности [15].
С другой стороны, транзитивные возможности в Испании стали реальностью благодаря договоренностям, достигнутым в ходе переговорного процесса между наиболее влиятельными политическими фигурами. В некоторые моменты переговоров возникала значительная политическая мобилизация населения, но она сходила на нет, как только элиты договаривались между собой. У политического участия было слишком мало времени для того, чтобы институализироваться [16].
Относительно поддержки демократических реформ представителями различных поколений существует значительная разница: чем моложе, тем решительнее поддержка демократии. Старшее поколение, пережившее события 1930-х гг., с сомнением отнеслось к демократическим преобразованиям [17]. Политический опыт, полученный в детстве и юности при авторитарном режиме, способствовал снижению социального доверия и не претерпевал значительных изменений в течение последующей жизни. Низкий уровень социального доверия не генерировал новый социальный капитал, а низкий уровень социального капитала, в свою очередь, приводил к снижению уровня политического участия. Смена режима с авторитарного на демократический, новые институциональные и организационные возможности способны повышать градус социального доверия и социального капитала в обществе, но всегда способны придать этому процессу стабильную интенсивность.
Испанский кейс показывает, что демократическая легитимность и уровень социального доверия могут развиваться независимо друг от друга, хотя классическое видение утверждает, что уровень доверия в обществе и участие в деятельности социально-политических организаций тесно связаны между собой [18].
Рецензенты:
Косов Г.В., д.п.н., профессор кафедры международных отношений, политологии и мировой экономики, ФГБОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет», г. Пятигорск;
Нефедов С.А., д.п.н., профессор кафедры конфликтологии, связей с общественностью и журналистики ФГБОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет», г. Пятигорск.
Библиографическая ссылка
Поляков А.В. РОЛЬ СОЦИАЛЬНОГО ДОВЕРИЯ В СОЗДАНИИ СОЦИАЛЬНОГО КАПИТАЛА // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 6. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=17031 (дата обращения: 07.12.2024).