Цель исследования - анализ функционирования устойчивых словесных комплексов в палиндромии как инструментов коммуникативной и эстетической функций русского языка и художественной речи.
Материалом исследования послужили художественные палиндромические тексты русских поэтов XX-XXI веков.
Методы исследования - описательный метод, метод контекстологического анализа, а также структурные методы исследования, без которых нельзя обойтись в изучении вариаций и взаимодействий устойчивых словесных комплексов в палиндромической художественной речи.
В приложении к палиндромии по аналогии с УСК нами вводится термин палиндромный устойчивый словесный комплекс (ПУСК). Так, например, устойчивость и репродуктивность паронимов в палиндромии реализуется именно в ПУСКах.
В палиндромии эмпирически устанавливаются палиндромно-лексические пары (палиндромные пары, по устному предложению Ю.Б. Орлицкого) и цепочки (все они вместе сочетаются в ПУСКах), составленные из «смешиваемых» авторами слов в палиндроме: кат / так, лапу / упал, пот / топ, чаду / удач и т.п. Палиндромные пары при семантическом и грамматическом соответствии образуют ПУСКи («удач чаду»), при несоотвествии остаются парами или палиндромными оппозициями («лапу / упал»). Ср. самый популярный палиндром на русском языке «а роза упала на лапу Азора» (приписывается А.Фету). Палиндромия в целом относится к комбинаторным формам художественной речи. Общую типологию комбинаторных форм (крайне важную для понимания не только палиндромии, но и в целом языковых игр) на примере французской группы «УЛИПО» приводит Т.Бонч-Осмоловская [2].
Таким образом, палиндромный устойчивый словесный комплекс (ПУСК) - это достаточно компактное частотное в палиндромической художественной речи сочетание слов (словоформ), используемых, как правило, в комплексе со своими палиндромными парами (в узуальной ретроскрипции).
Естественно предположить, что компактность ПУСКов подразумевает частотность кратких грамматических структур. Особенно это показательно для кратких прилагательных, которые в палиндромии функционируют и как предикаты, и как эпитеты: ПУСКи «гол лог», «лай ал», «худ дух» и т.п. Частотность кратких прилагательных приближает палиндромию к фольклору и архаике.
Вся палиндромия в большей или меньшей степени основана на ПУСКах, а следовательно и на интертексте. В этом аспекте актуализируется изучение коммуникативной функции русского языка в плане понимания эстетического аспекта художественного функционирования ПУСКов. Рассмотрим коммуникативные ситуации в интерлингвистике палиндромии.
Н.А. Кузьмина в главе «Цитация в контексте проблем заимствования и влияния» своей монографии определяет «три типа коммуникативных ситуаций при цитировании: 1. Цитата для автора - цитата для читателя (...) 2. Цитата для автора - не цитата для читателя (...) 3. Не цитата для автора - цитата для читателя» [5]. Но часто автор является читателем, а читатель может быть автором. Кроме того, автор автору и читатель читателю рознь. Такие уточнения в контексте палиндромии приобретают особую актуальность и усложняют ситуацию. Рассмотрим кратко следующие коммуникативные ситуации.
Первая комбинация представляет собой формулу «цитата для автора - цитата для читателя». В этой схеме палиндромия в принципе ничем не отличается от непалиндромической художественной речи с её «эпиграфизацией». Некоторое своеобразие в том, что эпиграфы (в т.ч. недекларированные) палиндромия «черпает» из палиндромии же или из самых разных непалиндромических текстов.
Для сравнения, в английской палиндромической литературе в связи с её богатой историей по схеме «палиндром в палиндроме» построено множество текстов. Так, например, в произведении «In Eden» (J.Lindon) варьируется один из самых знаменитых английских палиндромов «Madam, I'm Adam».
В стихотворении-перевертне П.Нагорских «И город, и дороги» декларированный эпиграф из М.Цветаевой «Я - есмь. Ты - будешь...» палиндромически осваивается в первых же строчках: «Я есть, ты будешь, - / Еду, быт сея... // Ее рок судишь, - / Иду скорее».
Второй тип коммуникативной ситуации представляет собой «цитата для автора - не цитата для читателя». Данный тип создаётся в основном потому, что палиндромические тексты с трудом находят своего читателя. Если читателю попадаются палиндромы, то это, как правило, случайная публикация. Только пытливый читатель после такой случайной «встречи» с палиндромическим текстом будет специально искать подобные тексты и сравнивать их - делать эстетический выбор. Итак, цитата для автора часто не является цитатой для читателя или для другого автора.
Третий тип: «не цитата для автора - цитата для читателя». Одностишие В.Брюсова «Атака заката» [3] появилось в качестве названия книги палиндромов современного автора М.Медведева. Казалось бы, ничего необычного в этом нет («Белеет парус одинокий» В.Катаева и т.п. примеры), но в книге Медведева нет никакого «брюсовского» контекста. Нет свидетельств того, что автор «зряче» называл свою книгу. Более того, М.Медведев декларирует: «я... специально не запускаю свои тексты в Интернет, специально не ищу общения с палиндромистами. Я не хочу быть ни первым, ни последним в соревновании. У меня свой путь. (...). Очевидная двусмысленность названия книжки «Атака заката» оправдывает, по замыслу, некоторую неровность текстов (самому что-то нравится больше, что-то - меньше) и их количество. Просто вот-вот перевалит на седьмой десяток, и хочется зафиксировать всё, что сделал» [6]. Иначе говоря, брюсовское палиндромное одностишие «Атака заката» обретает у М.Медведева особый смысл ‘заката жизни'. Цитация по такому типу может приводить к переосмыслению контекста ПУСКа.
Как подчёркивает один из современных исследователей палиндромии И.Чудасов, «если для Брюсова его эксперименты носили характер штудий, иллюстраций своего мастерства, то для Хлебникова они были путём обновления языка» [10]. Действительно, В.Хлебников (а вслед за ним многие поэты, включая В.Набокова, см. ниже) пытался интуитивно преодолевать тривиальность ПУСКов, объединяя их в единый стих, усложняя высказывание: например, фраза «Голод, чем меч долог?» состоит из двух ПУСКов - «голод долог» и «чем меч».
ПУСК «я рад, даря», появившийся под псевдонимом Д.И. в вариационно-инверсивном контексте двустишия «Я рад, даря! // Даря, я рад!», уже в качестве одностишия печатается в «Литературной газете» поэтом В.Татариновым, который явно не был знаком с палиндромами Н.Шульговского. Ср. ритмически и структурно ПУСК на французском «Salut! Tu l'as?».
Итак, среди типов рассматриваемых коммуникативных ситуаций не цитата для автора может быть и не цитатой для читателя (редактора той же «Литературной газеты», «пропустившего» такой «плагиат»), а это уже четвёртый тип коммуникативной ситуации при цитировании, не нашедшей рассмотрения в монографии Н.А. Кузьминой [5]. Такие ситуации находим и в более поздних современных публикациях. Особенно значимыми представляются примеры, когда ПУСКи находят своё место в антологиях современных художественных текстов, одна из которых вышла в 2013 году. При этом специфика дискурса состоит в том, что автор-составитель антологии Е.Степанов поддерживает разрабатываемую нами концепцию ПУСКов: «Конструкции в палиндромическом дискурсе основаны, как правило, на одних корнях (А.В. Бубнов называет их Пусками). Используя одни и те же Пуски, разные поэты создают не похожие друг на друга поэтические миры - в зависимости от собственной версификационной практики». В итоге в антологии появилась достаточно спорная (в смысле проблемы авторского права, связанной с ПУСКами) публикация одностиший(!) А.Мирзаева [9]. Например, текст одностишия Мирзаева «Теперь - трепет...» встречается у палиндромиста-классика Н.Ладыгина: «Мечту-деву уведут. Чем // Теперь трепет // Тела жалеть...» («Верь», 1973 г.). Позже этот ПУСК применил В.Рыбинский: «Течем в мечеть - // Толп оплот. // Теперь трепет - // Корана рок».
В связи с рассмотренной выше проблемой реализации частотных ПУСКов в художественной речи и идиостиле отдельных авторов, рассмотрим композиционные типы функционирования ПУСКов. Если УСК в фольклоре ощущаются органично, то в палиндромотворчестве (по преимуществу, авторском) ПУСКи воспринимаются подготовленным читателем часто как тривиальность, недостаток мастерства автора. Основной метод преодоления тривиальности ПУСКов - окружение ПУСК оригинальным контекстом. В зависимости от контекста ПУСКи могут расцвечиваться красками новых смыслов: «Я, чур, у ручья // ищу кущи // и клочья чолки, // и чубы зыбучи.» (В.Хромов, «Горный перевертень»). Две последние строки-синтагмы уже с некоторой натяжкой можно назвать ПУСКами, потому что чолка и чубы стали метонимическими метафорами, соотносимыми с зарослями около ручья - кущами.
Два простейших ПУСКа «рвал лавр» и «алоэ Эола» у В.Набокова соединяются в сложный оригинальный палиндром «рвал Эол алоэ, лавр». Набоков одним из первых в практике русского палиндрома почувствовал необходимость перехода от клишированности ПУСКов к практике использования по меньшей мере двух ПУСКов в одной синтагме. Аналогичные тенденции наблюдаем в лингвопоэтике других языков. Ср. на украинском: два простейших ПУСКа «вада - падав» и «море пером» составляют у Ю.Садловского синтагму «вада - пером у море падав». Ср. также со строкой современного русского поэта П.Байкова, изощрённо, как бы «подмигивая» В.Набокову, обыгравшего ПУСК «рвал лавр» в 1-й строке стихотворения «Амуры дыр ума II»: «Рвал Ментор оборотнем лавр».
При композиции сложного палиндрома часто наблюдается «дефрагментация» ПУСКа, который «разбивается» таким образом, что каждая часть в результате «отходит» к разным синтагмам: «Огонь. Лоб. Муза. Разум больного. // (...)» (М.Крепс), ПУСК «муза - разум»; «А как утро, во рту - кака!» (А.Карпов, «Признание алкоголика»), ПУСК «утро во рту». Подобное «разбиение» характеризует идиолект Н.Ладыгина: «Не сова ли била в осень // Лапой? И опал // Лист от сил // Ее?» или «Один, души пишу дни до // Отказа. Кто // Ты? Пойми опыт // И жар и миражи» [7].
Следующий этап в построении сложного палиндрома из ПУСКов заключается в дистантном расположении элементов ПУСКа. Тот же ПУСК «утро во рту» может быть преобразован в «Утро. Вино нив во рту» (А.Канавщиков).
Клишированность ПУСКов преодолевается, в том числе, простым повтором палиндромных слов перед ПУСКом и после него. Симметричная формула «слово-палиндром + ПУСК + слово-палиндром» с элементом словесного палиндрома соотносится с пересегментацией текста и с принципом «разбивки»: «Еле вижу, жив еле» (А.Федулов), ПУСК «вижу, жив»; «Ищи покоя, окоп ищи» (И.Фоняков), ПУСК «покоя окоп».
Палиндромическая художественная речь широко продуцирует повтор слов. В приводимом ниже фрагменте первый стих, в частности, иллюстрирует вышеописанную пересегментацию по отношению к ещё не существовавшему на практике, но предвиденному В.Брюсовым ПУСКу «тише тешит»: «Топот тише, тешит топот; // Хорош шорох; хорош шорох... // (...) // О, мимо! мимо! // А город? а город? о, дорога! дорога!» (В.Брюсов).
ПУСКи, будучи снабженными комментариями (названиями), претендуют на самостоятельные одностишия. Таковы, например, названия и/или комментарии А.Карпова (приводятся ниже после соответствующих палиндромов-ПУСКов): «Сапсана спас» (ПУСК), «Хвастовство лесника»; «Таракан на карат!» (ПУСК), этот «палиндром можно вложить в уста ювелиру, отловившему особо крупный экземпляр таракана»; «Театр тает» (ПУСК), метонимия, возникающая в комментарии «Жалобы об утечке кадров»; «Я ем змея» (ПУСК), «это, должно быть, говорит обедающий после удачного поединка с драконом, скажем, Илья Муромец».
Символически трактует своё палиндромное одностишие («изоп», в терминологии автора), ставшее впоследствии ПУСКом, А.Вознесенский: «После того, как ступня человека коснулась Луны, Луна исчезла как миф, сентиментальная легенда, ирреальность. Изоп «а Луна канула» читается слева направо и обратно. Читатель как бы следит взглядом за полётом на Луну и обратно» [4].
Один из популярных способов творческого подхода к ПУСКам - инверсия его составляющих. Например, ПУСК «осело колесо» таким образом может быть преобразован в циклический палиндром «колесо осело», когда инициаль «к» может быть потенциально продуктивна для расширения композиции, основанной на ПУСКе: «Катка колесо осело. Как так?» (Б.Гринберг).
У многих авторов ПУСКи используются непосредственно «как таковые», без обработки, составляя некую «череду» ПУСКов: «Букв куб // Конус и рисунок // Резать на фигурки (...)» (В.Хромов). В данном случае ПУСК «конус и рисунок» может быть реализован у других авторов по-разному: и как «Конус и рынок. Иконы рисунок» (С.Гринберг), и как «Конус и рыбка, как бы рисунок» (Д.Авалиани).
Заключение
ПУСКи в палиндромической художественной речи служат своеобразными «фразеологизмами». УСК в палиндромии приобретают вид ПУСКа. Палиндромию через ПУСКи пронизывают цитатность и интертекстуальность. Функционирование устойчивых словесных комплексов в палиндромии имеет свою специфику и приобретает вид инструментов коммуникативной и эстетической функций русского языка и художественной речи в целом.
Рецензенты:
Климас И.С., д.фил.н., профессор, профессор кафедры русского языка Курского государственного университета, г. Курск;
Коковина Н.З., д.фил.н., доцент, профессор кафедры литературы Курского государственного университета, г. Курск.
Библиографическая ссылка
Бубнов А.В. ПАЛИНДРОМНЫЕ УСТОЙЧИВЫЕ СЛОВЕСНЫЕ КОМПЛЕКСЫ КАК ИНСТРУМЕНТЫ КОММУНИКАТИВНОЙ И ЭСТЕТИЧЕСКОЙ ФУНКЦИЙ РУССКОГО ЯЗЫКА И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧИ // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 6. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=16816 (дата обращения: 12.09.2024).