Ввиду своего географического положения Северный Кавказ был важным стратегическим регионом и всегда находился в центре экономических и геополитических интересов соседних государств. Связывая бассейны Черного, Каспийского и Азовского морей, он находился на пересечении торговых путей между странами Ближнего и Среднего Востока и Россией. Не только уникальное положение этого региона, но и залежи полиметаллических руд, удобные для земледелия и скотоводства предгорные равнины делали его привлекательным объектом внешней экспансии и предметом жесткого военного соперничества сопредельных держав.
Если до начала XVIII в. Северный Кавказ являлся ареной борьбы между Сефевидским Ираном и Османской империей, то на рубеже XVII-XVIII вв. в борьбу за Северный Кавказ включается третья держава - Россия. Для Российской империи, не имевшей доступа к южным морям, Северный Кавказ представлял важнейшую стратегическую базу, овладение которой снимало вековую проблему выхода к морским побережьям и открывало транскавказские пути в Азербайджан, Армению и Грузию. Однако помимо военно-стратегического, Кавказ имел для России еще и самостоятельное политико-административное значение прежде всего как перспективный объект экономического освоения. Обширные и плодородные территории степного Предкавказья, полиметаллические рудные богатства в горах Центрального Кавказа по обе стороны хребта представляли несомненный интерес для внутреннего российского рынка [7, с.166].
В середине 30-х гг. XVIII в. соперничество держав за обладание Кавказом вступает в новую фазу, отмеченную заметным изменением соотношения их сил. В Иране, наконец, восстановилось единовластие: фактическим правителем страны стал Надир - талантливый полководец, рассчитывавший поправить государственные дела новыми завоевательными войнами, одним из объектов которых стал Кавказ. Он начал борьбу с Оттоманской Портой за возвращение ранее принадлежавших Ирану территорий, отторгнутых от него Петербургским от 12(23) сентября 1723 г. и Стамбульским от 12(23) июня 1724 г. соглашениями. Завоевательные планы Надира, в сущности, продолжали политическую линию, которой традиционно придерживались Сефевиды, - он не только стремился к восстановлению прежних позиций Ирана в прикаспийской зоне, но и пытался проникнуть вглубь Северного Кавказа, совершая в 30-40-х гг. XVIII в. опустошительные нашествия на Дагестан [5,с 418-426].
Опасаясь угрозы совместных ирано-турецких действий на Кавказе, российское правительство выводит свои войска из прикаспийских областей, тем самым пытаясь превратить Иран из потенциального противника в союзника. Обнаружив в лице Надира серьезного конкурента, Россия предпочла пойти на территориальные уступки Ирану, заключив с ним Рештский 21(1февраля) января 1732 г. [12, с.194-202] и Гянджинский 10(21) марта 1735 г. договоры [12, с.202-208]. Подписание этих трактатов по-своему удовлетворяло обе стороны: Россия, отказываясь в пользу Ирана от полученных ранее прикаспийских областей, заручалась его поддержкой в случае войны с Портой, что позволило ей несколько смягчить в свою пользу напряженную политическую обстановку; Надир же восстанавливал таким образом «статус-кво», существовавший до подписания Петербургского соглашения.
Естественно, Порта не могла не отреагировать на российско-иранские договоры, она всячески противилась усилению Надира и пыталась военным путем вернуть себе территории, отошедшие Ирану в соответствии с российско-иранским трактатом.
Реализуя свои геополитические планы в этом регионе, Россия предпочитала использовать дипломатические переговоры, так называемую тактику «приласкания» кавказских владетелей и старшин. Так, в указе императрицы Елизаветы Петровны от 20 апреля 1742 г. верным России горским владетелям постанавливалось выделять сверх жалованья «в прибавок по 500 рублей в год», оказывать им тайную поддержку, «при всяких случаях пристойным образом по-прежнему ласкать и от протекции Е.И.В. не отлучать... под оной искусным образом стараться содержать» [11, с. 107]. Эти действия, конечно же, не могли сравниться с шахскими и султанскими методами устрашения и насилия и выгодно отличали Россию в представлениях местных сообществ, обеспечивая ей лояльность со стороны их социальных верхов.
Однако при всей напряженности борьбы за северокавказские территории решающим этапом в истории Северного Кавказа стала вторая половина XVIII в. В этот период Россия не только ставит перед собой задачу охраны и укрепления южных рубежей, но и предпринимает реальные шаги, направленные на включение Северного Кавказа в состав Российской империи, что не могло не вызвать противодействия со стороны Турции, поддерживаемой западноевропейскими державами. Это противостояние привело во второй половине XVIII в. к русско-турецкой войне 1768-1774 гг., которая окончательно изменила расстановку сил в регионе в пользу России. Подписанный 10(21) июля 1774 г. в русском лагере у селения Кючук-Кайнарджи мирный договор [12,с.24-41] положил основание новому устройству Северного Кавказа [10, с.104]. В соответствии с условиями международного права Российская империя получала санкционированную договором возможность распоряжаться Центральным Кавказом. Статья 21 договора передавала России Большую и Малую Кабарду (см.: [4,с. 204-205, 286]), что резко изменило положение на Кавказе в пользу империи, которая могла уже официально заняться административным обустройством этой территории и укреплением южных границ. Подтверждение права России на Кабарду означало косвенное признание принадлежности к ней также и Осетии, ряд обществ которой находился в зависимости от Кабарды.
С конца XVIII в. начинается период фактического поглощения Северного Кавказа и утверждения российских государственных порядков. Внедрение Российской империи в политическое и социокультурное пространство Северного Кавказа трансформировало многие традиционные институты регулирования социальной жизни местных народов. При этом помимо откровенного подкупа горской социальной знати империя нередко прибегала к использованию ряда традиционных институтов для внеполитического влияния на местные сообщества. Одним из них стал институт аманатства, широко привлекаемый администрацией в отношениях с традиционными элитами.
Проблема аманатства интересна сама по себе, но, к сожалению, совершенно недостаточно изучена в литературе о Кавказе. Исключение составляют отдельные работы, посвященные бытованию института аманатства у ряда кавказских народов [8;6;2]. Обобщая работы исследователей по проблеме, можно уверенно утверждать, что аманатство - это явление общекавказского масштаба, отмечаемое как на Северном Кавказе (в Дагестане, Ингушетии, Балкарии, Кабарде, Осетии), так и в Закавказье (азербайджанцы, грузины). Более того, ареал распространения этого института гораздо шире географических границ Кавказа: он существовал у арабов, персов, крымских татар, украинцев и др.
Обращаясь к понятию «аманат», следует отметить его арабское происхождение. Само оно означает «вещь, отданную на хранение», «что доверяется», «заложник». Судебник царя Вахтанга VI, а также документы того периода указывают, что «аманати» - вещь неодушевленная, отданная на хранение [6, с. 9].
Что можно сказать относительно арабского происхождения термина «аманат»? Тяжелый гнет арабского ига не прошел бесследно для Закавказья, в частности, для Грузии. Но по сей день остается неясным, каким же образом задело горный регион Грузии утвердившееся на равнине арабское владычество, где удостоверяется торможение процесса феодализации и сближение западной и восточной ее частей. Периодическое ослабление центральной феодальной власти способствовало консервации у горцев некоторых форм общинного быта [6, с. 11]. Однако открытым остается вопрос относительно сохранности термина «аманат» в регионе проживания горцев восточной Грузии (в западной Грузии, в частности, в ее горной части, термин «аманат» не фиксируется). Здесь заслуживает внимания такой момент, как вывод автора статьи «amanat» в последнем английском издании «Энциклопедии Ислама» (см.: [6, с. 11]) об изначальных истоках происхождения понятия aman-amanat в мире древнего семитизма. Резюмируя рассуждения исследователя, следует считать, что «amanat» происходит от «aman», что означает «безопасность», «укрытие», «покровительство». Посредством этого института человек, очутившийся вне закона и вне своей группы, принимает протекцию (защиту) посторонней ему группы, что часто подразумевает и защиту со стороны «святого места», почитаемого данной группой [6, с. 12].
Следовательно, понятие «aman» по своему значению относится к социально-религиозному миру.
Таким образом, аманатство как социальное явление прошло сложный и длительный путь. С одной стороны, сохранность его и утверждение в горном регионе Кавказа естественно, если учитывать арабское влияние, с другой же стороны - представляется возможным исключить заимствование термина «аманат» из мира собственно арабского, т.е. не приурочивать его к эпохе арабского владычества, а соотнести со значительно более ранними контактами разноэтничных патриархальных социальных групп. Впрочем, нельзя полностью отрицать заимствование горцами термина «аманат» в период (или позднее) арабского владычества. Однако все же основное значение аманатства в жизни кавказских горцев сводится к стремлению горца, оставшегося в своей общине вне закона, восстановить свой законный статус в общине чужой.
Что же вынуждало горца покинуть свой родной кров и идти в аманаты? В аманаты горец шел лишь в крайнем случае, лишившись права оставаться в своих родных местах по причине кровничества. Таким образом, основной причиной аманатства становится убийство со своим неизбежным и тяжелым последствием - кровной местью. Изгнание убийцы из родных мест предусматривалось и государственным законом. Шестой параграф законов царя Георгия Блистательного гласил о неминуемом изгнании убийцы. Лишь по истечении определенного срока и уплаты пострадавшему цены крови (композиции) убийце разрешалось вернуться в свою исконную обитель [3, c. 106].
Фиксируются еще такие причины, как клевета, кража, нанесение оскорбления, нарушение брачного запрета - все это квалифицируется как неподчинение внутреннему порядку, установленному в общине [6, с. 20].
Таким образом, основной смысл аманатства поначалу сводился к принятию покровительства чужого социума, что делает этот институт специфической разновидностью искусственного родства, истоки которого следует искать в недрах поздних родовых общин. Его социальные функции в подобной форме бытования заключались в регулировании хозяйственно-экономических и социальных связей и отношений между принимающим социумом и той группой или индивидом, которые брались под его покровительство (см.: [6, с. 13]).
Однако аманатство практиковалось и в качестве регулятора политических отношений как между самими кавказскими народами, так и между ними и российской администрацией. Бурная внутриполитическая жизнь на Кавказе актуализировала такую форму аманатства, как заложничество. Практику использования аманатов в качестве заложников широко применял Шамиль. В указанном значении рассматриваемый термин неоднократно фигурирует и на страницах периодической печати XIX в. В то же время в Закавказье, в частности, у грузинских горцев, в указанном значении термин не фиксируется.
Аманатство как инструмент политического влияния Российской империи на Северном Кавказе в своем развитии прошло две стадии. Первая, или начальная стадия, по времени совпадающая с периодом установления тесных сношений между Россией и Северным Кавказом, характеризуется отсутствием явно выраженных элементов принуждения, тогда как его вторая стадия - это насильственное отбирание аманатов и заложников. Аманатство в этой стадии представляет собой не что иное, как заложничество - инструмент обеспечения лояльности горской знати новой политико-административной системе. Принимая присягу на верноподданство Российской империи, горские общества обязывались выдавать аманатов. При этом практика выдачи аманатов из влиятельных горских феодальных, узденских и старшинских фамилий для сохранения верности России касалась практически всех горских народов региона. Так, например, в апреле 1808 г. шеф Владикавказского гарнизонного полка ген.-м. И.К. Ивелич рапортовал главноуправляющему в Грузии ген.-фельдм. И.В. Гудовичу: «На каковыя их (тагаурских старшин. - С.К.) уверения положиться не можно и если не будут удержаны в Тифлисе из фамилий Есеновых, Мансуровых, Тулатовых и из Маклова, по одному из рода аманатов, то по возвращении их в ущельях шалости чиниться не перестанут...» [1, с. 219].
Эта практика использовалась и в Дагетане.«25 генваря 1735 г. (генерал Левашов. - С.К.) взял присягу от бунтующего усмия Ахмет-Хана кайтакского в принятии его со всем народом по прежнему в российское подданство и взял от него в крепость Святого креста в аманаты Заузана, племянника Усмиева, внука джангутейского Чапал-Бека, родного дядя Усмиева. Еще взяты тогда аманаты: из Губдени,деревни подвластной шамхалу, в коей владеют князья и уздени, Елдаров внук Гамизай. Кяфир - кумыкский Чаук Бекеев, который умер при терском редуте 28 декабря 1736 года. Ерпелинские или Ирпели деревни (в соседстве Анцуга) жители (муганского поколения) Паташ Акламов и Перебудак Будаев Карабудакский, Алхас Фадеев, Бутнакский Алхас Атажукеев. От Буйнака также были у нас аманаты с 1729 и в 1734 году. Аманаты были 1735 г.: От Большой Кабарды 11, Малой 4. От кумыкских владельцев Аксайских - 1, Эндерийских - 4, Чеченских- 2» [3,128-129]
Практика выдачи аманатов касалась и балкарских таубиев, первое упоминание о выдаче детей которых в аманаты исследователи относят к 1822 г. [10,с. 218-220].
Аманаты от северокавказских горцев содержались в Терках, Святом Кресте, Кизляре, Моздоке, Астрахани: в Терках в начале XVIII в. аманатов было 14 человек, в Святом Кресте в 1733 г. - 18 человек, в Кизляре в 1760 г. - 20 человек [9, с. 193], все в возрасте от 3 до 26 лет. Горским аманатам выдавалось жалование, размер которого был обусловлен социальным происхождением аманата. Дети кабардинских, аксайских и кумыкских князей получали в год 147 руб. 60 коп.; узденьские дети - 49 руб. 20 коп., дети старшин - от 15 руб. 60 коп. до 48 руб. [2,с. 194].
Сроком пребывания в аманатах формально считался один год, по истечении которого аманат подлежал освобождению, а его место - замещению новым аманатом. Однако освобождение аманата к формально установленному сроку почти никогда не происходило. Многие горские аманаты содержались настолько долго, что успевали окончательно обрусеть, и навсегда оставались в России. Те же, которые по освобождении возвращались на родину, оставались настроенными пророссийски, являясь, по сути, проводниками иной культуры в местной среде [9, с. 195].
В русских пограничных крепостях существовали даже специальные аманатские школы. 1 февраля 1829 г. по указанию начальника Кавказской области, командующего войсками на Кавказской линии Г.А. Эммануэля была открыта аманатская школа в крепости Нальчик. Предписывалось, «чтобы находящиеся от разных горских народов в залог покорности их аманаты занимались по мере письменным учением, как на турецком, ровно и на русском языках» (цит. по: [10,с.218-219]). И несмотря на то что история аманатской школы оказалась недолгой, ее роль в формировании пророссийской ориентации представителей местной знати была весьма значительной. Судя по специальным исследованиям деятельности аманатской школы в Нальчике, «курс» обучения в ней прошло около 20 детей в возрасте 9-13 лет (см.:[10,с.219]). Однако все эти дети были выходцами из знатных балкарских и осетинских фамилий.
В течение всего периода административно-политического освоения Северного Кавказа российская администрация активно использовала практику аманатства, видя в детях-аманатах не только заложников, но и проводников российской культуры и общественного устройства. В то же время в условиях Кавказской войны институт аманатства служил достаточно эффективным механизмом поддержания стабильности на Центральном Кавказе и содержания в покорности горских обществ.
Таким образом, сложный комплекс социальных, хозяйственно-экономических и природно-географических факторов обусловил появление на Кавказе института аманатства, который играл важную роль в стабилизации общественных отношений, гарантируя индивиду или группе защиту и покровительство со стороны чужого социума. Ко времени окончания Кавказской войны и наступлением нового этапа российско-северокавказских отношений в административно-правовой и социокультурной сферах запускается интеграционный механизм, что ведет к изживанию института аманатства, переставшего уже играть роль важного регулятора внутренних социально-экономических и политических отношений между правительственной администрацией и горскими народами.
Рецензенты:
Чибиров Л.А., д.э.н., профессор, зав. отделом этнологии Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований и. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А, г. Владикавказ.
Кобахидзе Е.И., д.э.н., доцент, ведущий научный сотрудник Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований и. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А, г. Владикавказ.
Библиографическая ссылка
Кязимова С.М. РОЛЬ ИНСТИТУТА АМАНАТСТВА В КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ (XVIII – ПЕРВАЯ ТРЕТЬ XIX В.) // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 1. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=12139 (дата обращения: 21.11.2024).