К сожалению, комплексного изыскания по вопросам материального положения и социального статуса научно-технической интеллигенции XVIII-XIX вв. на сегодняшний день не представлено. Данная статья является попыткой осветить один из небольших сегментов заявленной темы, которая будет продолжена в последующих исследованиях.
Фрагментарно «материальный» сюжет присутствовал в исторических работах 1920-1930-х гг. представителей марксистско-ленинской школы. О неоднородности материального положения интеллигенции писал А. В. Луначарский. Он отмечал разницу социального положения и оплаты труда между низшим слоем интеллигенции, существование которой приближено, по его мнению, к существованию люмпен-пролетариата, и директорами банков, фабрик, заводов, главных инженеров, врачей с богатой практикой, крупных ученых и т.д. [11; С. 19].
Определенный «намёк-интерес» представляют слова «вредителей», цитируемые Г. К. Орджоникидзе, в частности, Стрижева (с 1898 г. - управляющий дагестанскими предприятиями общества «Нобель», акционер общества «Нобель» и т.д.) о положении инженера в довоенное время, вышедшего из привилегированного учебного заведения, пишет как о члене «определенной замкнутой касты» [9; С. 232].
В 1950-1960-е гг. появляются работы, в которых авторы попытались отойти от отношения к дореволюционной интеллигенции как «орудию капиталистической эксплуатации, соучастникам капиталистических прибылей» [14; С. 44]. С. А. Федюкин, характеризуя дореволюционных специалистов, отмечает, что их подавляющая часть - это люди в возрасте свыше 30 лет, с мировоззрением, сложившимся, когда крепла и расцветала российская буржуазия, «успевшие до революции занять известное положение в промышленном мире» [14; С. 138]. Поэтому рассчитывать, что эта часть технической интеллигенции сумеет быстро «преодолеть долголетнее моральное влияние и материальное воздействие буржуазии» было нельзя.
На конкретно-историческом материале А. В. Ушаков рассматривает условия труда и жизни демократической интеллигенции. Автор не рассматривает научно-техническую интеллигенцию как особую социальную группу. Тем не менее, отдельные замечания, показывающие значительное материальное размежевание и правовое неравенство в этой среде, в работе присутствуют: «статистики, банковские служащие, служащие железных дорог и др. находились под постоянным подозрением в неблагонадежности... У большинства рядовых служащих заработная плата была крайне низкой. Широко были распространены штрафы. В разряде оштрафованных состояло 90 % всех железнодорожных служащих. Их рабочий день длился подчас 17-19 часов. В то же время высшие чиновники находились в исключительно привилегированном положении. Так, например, начальники железных дорог получали от 12 до 15 тыс. руб. в год» [13; 19].
Исследователи советского периода нередко высказывали точку зрения, что материальное положение научно-технической интеллигенции, в том числе преподавательского состава учебных заведений приравнивалось к положению государственных служащих. В частности, В. Р. Лейкина-Свирская отмечает, что «материальное положение технической интеллигенции в России конца XIX в., особенно людей высшей квалификации или обладавших большим стажем, соответствовало положению наиболее обеспеченных слоев свободных профессий или высокооплачиваемых чиновников. В столицах такой специалист зарабатывал 175-350 руб. в месяц (2,1-4,2 тыс. руб. в год)» [8; С. 130-131].
Анализируя историко-биографическую литературу советского периода, можно сделать вывод, что вопросы материального положения не особо привлекали исследователей. В центре внимания находились вопросы образования, профессионального становления личности, т.е. тех факторов, которые позволяют раскрыть склонность к технике, инженерной, научной деятельности, самоотверженной работе на профессиональном поприще. Авторы значительное место уделяли изобретениям, открытиям и т.д. Материальное же положение ученых затрагивалось вскользь, небольшими сюжетными вкраплениями. Например, Л. Д. Белькинд отмечал, что «сравнительно небольшое, но налаженное хозяйство обеспечивало Яблочковых необходимыми средствами, и семья могла дать П. Н. (Павлу Николаевичу - прим. Е. С.) хорошее по тому времени образование» [3; С. 6]. Подобные небольшие замечания весьма типичны для исторической биографии советского периода.
Судить о материальном положении интеллигенции в работах этого плана можно лишь по косвенным сведениям, к числу которых относится сам род профессиональной деятельности и занимаемая должность. Например, И. П. Бардин ничего не пишет о материальном положении Д. К. Чернова, но уровень занимаемого положения - в 1884 г. главный инспектор по испытанию заказанного металла в Министерстве путей сообщения, член Морского ученого комитета при Военно-морском министерстве, с 1889 г. руководитель кафедры металлургии Петербургской артиллерийской академии [2; С. 8] - позволяет предположить не бедственное положение ученого-металлурга. К другим признакам, так сказать «между строк», можно отнести и такие сюжеты: «...выход в свет атласа, заслужившего общее признание, способствовал осуществлению давнишней мечты В. П. Горячкина о постройке машиноиспытательной станции, которая вскоре приобрела всемирную известность. Департамент земледелия отпустил средства на строительство небольшого помещения станции и на ее оборудование» [1; С. 58].
В то же время в мемуарной литературе авторы приводят конкретные цифры: М. А. Павлов пишет, что по окончании Горного института ему предложили работу инженера на Омутинских заводах с окладом 50 рублей в месяц и 100 рублей на проезд [10; С. 84]. Условия, предложенные А. М. Терпигореву по окончании того же Горного института, были иные и, как отмечает автор, для студента, привыкшего жить на одну стипендию, очень хорошие: 150 рублей в месяц, казенная квартира и выезд - лошадь с экипажем [12; С. 57]. В качестве иллюстрации допустимо привести сюжет, предложенный Н. Г. Гарин-Михайловским. Автор повествует о вчерашнем студенте, не обладающем крепкими теоретическими знаниями даже на уровне выпускника технического вуза, не говоря о полном отсутствии практических знаний. Его первоначальное жалование составляло 35 рублей, но вскоре достигло размера 200-300 рублей в месяц [5; С. 276].
Большинство исследователей сходятся во мнении, что материальное благополучие научно-технической интеллигенции было далеко неоднородным и зависело от многих аспектов: профессии, квалификации, занимаемой должности, престижа. Решающим фактором, определявшим престижность некоторых технических специальностей, была шкала преимуществ, используемая по отношению к выпускникам, окончившим технические вузы. При этом учитывалась успеваемость выпускников: окончивший курс Технологического института удовлетворительно получал звание технолога 2-го разряда и выходил из податного состояния, окончивший с успехом становился технологом 1-го разряда, личным почетным гражданином и получал право на соискание звания инженера-технолога по механике или химии. Значительные привилегии получали выпускники Московского технического училища [8; С. 116-117].
О менее значительных, но имеющих место быть привилегиях пишет в своих воспоминаниях М. А. Павлов: «Как стипендиат, я получил после окончания института некоторую сумму на экипировку» [10; С. 84].
Таким образом, стоит отметить два важных вывода, сделанных В. Р. Лейкиной-Свирской. Во-первых, «инженер из непривилегированной среды быстро завоевывал место в общественной иерархии» [8; С. 116]. Во-вторых, «инженеры были крайне нужны крупной индустрии, переходившей к монополистическому производству. Их было недостаточно, поэтому квалифицированное техническое руководство на больших предприятиях и на транспорте высоко оплачивалось, инженеры занимали высокое социальное положение» [8; 122-123].
Другим фактором, обеспечивающим престижность работы инженеров, в частности, в железнодорожном строительстве, были огромные доходы, приносимые концессионерам, и высокая оплата труда. Развитие частного железнодорожного хозяйства страны стало возможным во многом благодаря тому, что правительство оказывало широкую финансовую поддержку, гарантирующую доходы на акционерные и облигационные капиталы [7; С. 61].
Важным показателем в изучении материального положения является линейка расходов, подчас более точно отражающая материальный уровень семьи. Г. Н. Вульфсон считал, что прожиточный минимум (расходы на квартиру, отопление, освещение и питание) для семьи чиновника в середине XIX века составлял около 500 рублей [4; С. 117, 122].
Допустимо отметить, что в постсоветский период Л. А. Дашкевич и С. Я. Бугаева опираясь на собственное исследование, сделали вывод, что те статьи расходов, которые были неизбежны при том образе жизни, который вели средние слои населения, а это не только расходы на квартиру и отопление, но и одежду, обувь, посещение театров, воспитание детей и т.д., составляли 1500 рублей, что сопоставимо с жалованием лишь главных начальствующих лиц. Л. А. Дашкевич и С. Я. Бугаева делают вывод, что прожить за счет зарплаты остальные служащие технического персонала не могли, тем не менее «источники не донесли до нас сведения о том, что горные инженеры дореформенного Урала испытывали особые материальные затруднения. Горная служба давала ряд дополнительных источников существования. Из казенных денег оплачивался найм квартиры для инженера. Дети служащих горного ведомства обучались бесплатно в ведомственных институтах - горном, лесном. Горные инженеры и офицеры корпуса лесничих имели денщиков из числа мастеровых, которые оплачивались казной» [6; С. 150].
Нисколько не умаляя достоинств, проведенных в советский период исследований, стоит отметить, что уйти от идеологических штампов авторам не удавалось. В ряде случаев облику интеллигенции искусственно придавались определенные, весьма «специфические» черты. Например, С. А. Федюкин считает, что в «академической среде насаждался дух кастовости, аполитичности, нейтрализма» [14; 104]. Утверждение В. Р. Лейкиной-Свирской о зависимости «труженика-интеллигента - зависимости материальной, бытовой, морально-политической - от окружавшей его среды буржуазных собственников» [8; С. 130] также является весьма традиционным для своего времени.
Таким образом, вопросы материального положения и социального статуса научно-технической интеллигенции в советской историографии, в определенной мере, освещены. Хронологические рамки «по предмету исследования», в целом, не выходят за пределы XVIII-XIX вв. Исследования разных авторов и мемуарные источники показали (по конкретному аспекту темы), что единых норм оплаты труда научно-технических специалистов в рассматриваемый период не существовало. Размеры жалования варьировались по губерниям, отраслям производства. В советской историографии рассмотрены вопросы темы, в частности, о способах экономического стимулирования, о предоставляемых льготах и преимуществах выпускникам технических учебных заведений.
Заявленная для исследования тема может представлять практический интерес для процессов современного экономического развития России, включая некие грани проблемы модернизации.
Рецензенты:
- Мартынова Е. П., д.и.н., профессор, зав. кафедрой истории России Тульского государственного педагогического института им. Л. Н. Толстого, г. Тула.
- Бродовская Е. В., д.п.н., профессор кафедры СиП Тульского государственного университета, г. Тула.
Библиографическая ссылка
Сломинская Е.В. К ТЕМЕ: «МАТЕРИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ XVIII–XIX ВВ.» (В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ 30-Х – НАЧАЛА 70-Х ГГ. ХХ ВВ.) // Современные проблемы науки и образования. – 2012. – № 5. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=7099 (дата обращения: 20.04.2024).