Сетевое издание
Современные проблемы науки и образования
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВОЙНЫ В ЭПОСЕ

Штерн М.С. 1
1 ФГАОУ ВО «Юргинский технологический институт (филиал) Национального исследовательского Томского политехнического университета»
В статье анализируется изображение войны в эпосе. Война в эпопее представлена как божественная игра, эпифания и жертвоприношение. Она разрушает условия обыденности, раздвигает пределы бытия. Война – возможность приобщиться к божественному замыслу и приблизиться к богам. В русской классической литературе осмысление войны представлено не только в жанрово-родовых формах эпоса, но и в лирике. Для творчества Пушкина актуально сопряжение эпического и героического, проблема исторического творчества. У Лермонтова война показана как быт и будни, как часть национальной, народной и личной истории. Л.Толстой создал два равновеликих эпических памятника: грандиозную «Войну и мир» и маленький «детский» рассказ «Кавказский пленник». Рассказ представляет не только историю вражды двух народов, но и различные национальные миры, основы их духовной жизни, религиозные, нравственные устои. Полнота и целостность в изображении войны – отличительный признак эпоса.
философия войны
герои
боги
эпифания (богоявление)
игра
жертвоприношение
1. Аврелий Августин. Афоризмы и цитаты //http:wwwzitataeu/augustinus/ shtml.
2. Асоян А.А. «Илиада» Гомера и «Два голоса» Ф. Тютчева // Асоян А. А. Инструментарий и практика анализа литературного произведения. - Омск, 2006. - С. 116, 117.
3. Бхагавадгита. Пер., вводная статья и словарь Б. Л. Смирнова. - Ашхабад, 1978. - С. 63.
4. Жертвоприношение: Ритуал в культуре и искусстве от древности до наших дней. - М., 2000.
5. Касирер Э. Жертвоприношение // Кассирер Э. Философия символических форм: В 3 т. - М.; СПб., 2002. - Т.2. - С.230-242.
6. Снесарев А. Е. Философия войны. М., 2003.
7. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. - М., 1989. - С. 208, 217.
8. Франк С. Л. О поисках смысла войны // Русская мысль. - 1914. - Кн. ХII. - С. 127.
9. Элиаде М. Космос и история. - М., 1987. - С.85-86.
10. Яковлева М. В. О своеобразии эпического слова в связи с проблемой объекта и цели эпического искусства // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. Тез. докл. республ. науч. конф. (12-14 окт. 1977). - Донецк, 1977. - С. 47-49.
Интерес к эпосу вполне понятен, как со стороны умудренного исследователя, так и со стороны неискушенного читателя. Изучение эпических памятников всегда было одним из эффективнейших способов культуротворчества; оно способствовало становлению философии, герменевтики, филологической науки и исторической мысли. Вдумчивый читатель находился (и находится в наше не располагающее к сосредоточенному восприятию текста время) под воздействием скрытой (и явной) философичности эпоса [10, 47-49]. Очевидно, что вечный интерес к эпосу поддерживается, прежде всего, уникальностью событий, представленных в эпических текстах разных времен и народов, и глубиной, масштабностью их осмысления. Константность этих событий - свидетельство их общезначимости, их глубочайшей укорененности в человеческом бытии. Первое и главное событие эпоса - война племен, народов, подвиги вождей, героев и раскрывающееся через эти действия замыслы и воля богов. Эпические события инициированы высшими силами, человеческая деятельность, какой бы великолепной и потрясающей она ни представлялась, является следствием этой инициативы и средством осуществления божественных целей. Такова эпическая ситуация и «Махабхараты», и «Илиады», и «Войны и мира». Почему же неизбежным и оправданным способом осуществления божественного закона оказывается война? Религия, этика, философия постоянно обращаются к осмыслению войны. Европейская мысль в течение тысячелетий вырабатывала философский катехизис войны. Завораживающие своей глубиной и беспокоящие своей тайной афоризмы Гераклита: «Должно знать, что война общепринята, что вражда есть закон, и что все возникает через вражду и взаимообразно». «Война - отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других - людьми, одних творит рабами, других - свободными» [7; 208, 217]. Рассуждения Платона о том, что сословие воинов, наряду с сословием производителей и философов (правителей), служит поддержанию устойчивости государства. Аврелий Августин связывает неизбежность войн с несовершенством земного устроения человечества. И хотя существуют справедливые войны, но «больше доблести в том, чтобы убивать войны словами, чем железом - людей» [1]. Георг Гегель верит, что война «высвобождает и проявляет» дух нации, а Иммануил Кант рассматривает пацифистскую идею «вечного мира» как выражение нравственного императива в политико-правовой сфере. В. С. Соловьев, признавая войну болезнью и злом, доказывает, что в историческом процессе она способствует приближению человечества к состоянию всеединства. «Война есть зло и грех, - пишет С. Л. Франк, - и монах, и отшельник правы, воздерживаясь от участия в ней; но они правы потому, что они не используют никогда плодов войны, что им не нужно уже само государство, ведущее войну, и все, что дает человеку государство; кто же готов воспользоваться ее плодами, кто еще нуждается в государстве, тот несет ответственность за его судьбу и, греша вместе с ним, менее грешит, чем когда умывает руки и сваливает грех на другого» [8, 127]. Продолжение следует, и противоречащие, но не исключающие, а дополняющие друг друга суждения множатся.

И здесь обнаруживается преимущество искусства и эстетического способа убеждения, которые, вслед за Гераклитом, предпочитают тайную гармонию - явной. Издавна эпическая литература представляет универсальный и целостный, всеохватывающий взгляд на событие войны. Древние эпопеи задают на тысячелетия вперед основные параметры философского осмысления войны как феномена человеческого бытия. Война в них осмысливается как игра, как жертвоприношение, наконец, как эпифания (богоявление). Война - событие, идентичное бытию и напрямую ведущее к постижению его сути. В ранних эпических текстах истина открывается человеку в условиях повседневности и в условиях экстремальных, в антиномии порядка, устроения и катастрофы, разрушения. Истинное бытие, обнаруживающее свое содержание в текущей повседневности, выражает себя как идиллия. Гомеровский эпос, стоящий у истоков культурно-художественной европейской традиции, очевидно, содержит в себе идиллический элемент. Об этом свидетельствуют и «Одиссея», и «Илиада». Идиллические картины представлены в одном из самых знаменитых эпизодов «Илиады» - в описании щита Ахилла (Песнь восемнадцатая):

Мягкую новь он представил еще, плодородную пашню,

Трижды взрыхленную плугом. И много на ней землепашцев

Гнало парные плуги, ведя их туда и обратно;

Каждый раз, как они, повернувши, к меже подходили,

В руки немедля им кубок вина, веселящего сердце,

Муж подавал, подошедши. И пахари гнать продолжали

Борозду дальше, чтоб снова к меже подойти поскорее.

Поле, хотя золотое, чернелося сзади пахавших

И походило на пашню,- такое он диво представил.

.........................................................................

И виноградник с тяжелыми гроздьями там он представил,

Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись.

Из серебра были колья повсюду натыканы густо;

Черный ров по бокам; окружен оловянной оградой

Сад; чрез средину одна пролегает тропинка, которой

Ходят носильщики в пору, когда виноград собирают.

Девы и юноши там в молодом, беззаботном веселье

Сладостный плод уносили в прекрасно сплетенных корзинах.

(пер. В. В. Вересаева)

Истина, открывающаяся в поэзии повседневного, - истина упорядоченного, мирного, слитого с природными ритмами бытия. Это бытие исключительно земное. Экстремальное событие войны в эпическом произведении (от «Махабхараты» до «Войны и мира» Л. Н. Толстого) всегда выступает как форма трансценденции. Одно из оправданий войны заключается в том, что она разрушает условия повседневного устоявшегося существования, раздвигает пределы бытия и горизонты человеческого сознания, восприятия мира. Она дает человеку возможность либо унизиться до положения «презренного» Терсита (полковник Берг в «Войне и мире»), озабоченного лишь проблемой физического выживания, частными интересами, либо возвыситься до позиции величественного Ахилла, перед которым открывается трагическая сущность героического удела. Гибель - удел всего «прекрасного на свете», так переосмыслит в духе христианского спиритуализма эту мысль романтик В. А. Жуковский. Еще более высокое следствие войны - понимание ее как пути к постижению божественной мощи, величия богов и как пути обретения человеком подлинного совершенства, как возможность приобщиться к божественному замыслу и приблизиться к богам. Это путь Арджуны. В «Бхагавад-гите», представляющей собой обрамленный эпизод «Махабхараты», приведена философская беседа между Кришной, являющимся воплощением бога Вишну, и Арджуной. Эта беседа происходит на поле битвы, непосредственно перед ее началом. Решающее сражение между двумя воюющими кланами, Пандавов и Кауравов, представлено в индийском эпосе как событие грандиозного масштаба, в котором сконцентрированы трагические смыслы бытия. Арджуна - один из пяти братьев-принцев клана Пандавов - перед решающим сражением впадает в сомнение о целесообразности боя, ему открывается весь ужас братоубийственной войны, видится в ней лишь страшное торжество смерти, апофеоз самоуничтожения. Сердцем его овладевают скорбь и отчаяние. Рыдая, он опускается на сидение колесницы со словами: «Не буду сражаться». Кришна в беседе с Арджуной не только объясняет, в чем долг воина и смысл действий человека, но и открывает ему законы мироздания, дает возможность осознать противоречия как частный момент целостного бытия, убеждает в том, что замыслы богов, какими бы непонятными и ужасными ни казались человеку, имеют благие цели. И Арджуна решается принять участие в сражении.

Война становится поводом для постановки коренных этических проблем: о праве посягать на жизнь другого человека, о необходимости исполнения долга, о том, что индивидуальное существование должно быть подчинено общему нравственному закону.
«Отправная точка философии Гиты - этическая и этим она особенно близка традициям русской философии, как правило, тоже носящим выраженный этический характер» [3, 63]. Добавим, что эта философия близка и русской эпической традиции, классическим примером которой является «Война и мир» Л. Н. Толстого. Суть толстовского замысла - претворение истории в эпос, который должен явить торжество нравственного закона и в судьбе отдельной личности, и в событиях истории, «всеобщей жизни людей». Герои книги проходят через ряд эпических ситуаций. Андрею Болконскому и Пьеру Безухову открывается и страшная сущность войны, и ее трагическая необходимость, и ее провиденциальный смысл.

Таким образом, война в эпическом осмыслении - долгий путь к достижению божественной цели, искоренению зла в мире. Это игра богов, но чтобы вести ее, богам нужны посредники (герои), потому что подлинный глубинный сюжет эпоса, как имплицитный, так и эксплицитный, богоявление и богообщение (в окопах, как известно, не бывает атеистов). В древних эпопеях война оказывается зеркальным отражением демиургического акта, транспозицией начала и конца, когда смерть оказывается подлинным рождением. Именно в условиях войны герою открывается понимание того, что Творение (Мир) является эманацией божественной сущности. Тому, кто задумывается, очевидно, что в природе войны есть нечто, выходящее за пределы человеческого разумения, приводящее разум в недоумение, а сердце - в печаль. Робкий (женщина в эпосе, если она не воительница, а мать, жена, сестра) в ужасе отворачивается от картины страдания и смерти, испытывая сострадание и оплакивая величие павшего героя, даже противника. Как говорится в поэме Важа Пшавела «Гость и хозяин»: «Оплакать мертвого героя / Прилично женщине любой». В этом и заключается сила слабого (сила «нежного, по выражению А. С. Пушкина), и в этой «слабости» заключен ценнейший гуманистический смысл, ибо эпос, прославляя беспощадность и несгибаемость воинов, никогда не восхваляет жестокости.

Иная грань человеческого открывается через образ героя-воина. Бесстрашный, задумываясь о страданиях, о жесткости войны (часто братоубийственной) и неотвратимости смерти, приходит к осознанию истории как «вечного возвращения», пути назад, к небытию и началу творения. Это путь каждого и общий путь. Коллективная смерть героев осмысливается в эпосе как жертвоприношение, необходимое для демиургического акта (народ - первочеловек, первосущество, чье тело расчленяется, чтобы дать начало всему сущему). По замечанию М. Элиаде, «каждое жертвоприношение, совершаемое брахманом, означает новое сотворение мира», «реактулизирует архетипический космогонистический акт» [9, 85-86]. Коллективное жертвоприношение восстанавливает единство космоса, воссоединяет творение и богов. Такова война и в эпосе древних индусов или греков, и в произведениях классика русской литературы Л. Н. Толстого. Причины Троянской войны кроются не в человеческой инициативе, не в похищении Парисом Прекрасной Елены, но в воле богов. А. А. Асоян представляет в своей работе мифологический контекст «Илиады». Причины Троянской войны восходят к истории нереиды Фетиды. Она предназначалась Зевсу, но была выдана за царя Пелея, потому что от союза Фетиды с верховным божеством должен был родиться сын, который мог низвергнуть отца с трона. Чтобы избежать вселенской катастрофы, боги решают выдать Фетиду за смертного, а заодно убрать с перенаселенной земли героев, имеющих полубожественное происхождение. От брака Фетиды и Пелея рождается великий герой Ахилл, которому, как и многим ахейским и троянским мужам, суждено погибнуть в битве. «... за внешними квазиисторическими событиями «Илиады» скрывается космологическая драма, обнаруживается вечная проблема смерти, необходимости и ее неизбежности, потому что только через жертву возможно восстановление жизни, и именно в ритуале жертвоприношения продолжение рода и смерть выступают как взаимообусловленные и взаимонеобходимые...» [2; 116, 117].

Таким образом, одним из важнейших критериев эпичности текста, на наш взгляд, становится осмысление войны в качестве акта трансценденции и события эпифании, богоявления и богообщения. В эпическом представлении войны, как ни в каком другом, раскрывается вся полнота человеческого, указываются его границы и обозначается его бесконечность.

В русской классической литературе осмысление войны представлено не только в жанрово-родовых формах эпоса, но и в лирике - М. В. Ломонососва и Г. Р. Державина, В. А. Жуковского и А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и Н. А. Некрасова. Эпическая проблематика осваивается в разных эстетических модусах. Так, для творчества Пушкина - в изображении войны как одного из важнейших событий русской истории - актуально сопряжение героического с темой исторического творчества и государственного строительства. Если Пушкин завершает и синтезирует весь предшествующий опыт русской литературы в понимании героического и военного подвига, то с Лермонтова начинается новый этап в освоении этой темы, этап критического сознания. Наследуя в своем опыте, и личном, и творческом, проблему героического действия, Лермонтов осмысляет ее в самых разных аспектах: национально-народном, личностно-экзистенциальном, религиозно-нравственном. Различные грани темы аналитически развернуты в отдельных текстах. Кажется, о войне Лермонтовым сказано все возможное, и все последующая русская литературы только развивала его мотивы, не добавляя ничего нового. Война как быт и будни; армия как особый социальный организм с присущими ему ритуальными формами поведения и этикетом; война как «трагический балет» - формула, почти недоступная пониманию нашего современника, человека эпохи «бесконтактных» войн, почти покончившей с красотой военной этики, эмблематики и даже «шагистики». Колоссальная техника существенно «упростила» любые контакты (физические, психологические, нравственные) человека с человеком в ситуации войны. У Лермонтова есть и война как «страшная необходимость» (если воспользоваться словами толстовского персонажа); и в этой необходимости есть и героизм, и жестокость, и самопожертвование, и чувство товарищества, и красота, и печаль. Наконец, война как неразрешимая проблема общечеловеческого бытия, «всемирного устроения человечества», как сказал бы Ф. М. Достоевский:

А там вдали грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы - и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: «Жалкий человек!

Чего он хочет! Небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он - зачем?»

(«Валерик»)

Родовое содержание сообщилось в процессе исторического развития эпоса и его малым жанрам. Не будет преувеличением сказать, что Л. Н. Толстой оставил нам два равновеликих эпических памятника: грандиозную «Войну и мир» и маленький «детский» рассказ «Кавказский пленник». Рассказ в формах предельной «простоты» представляет не только историю столкновения и вражды двух народов, но и всю полноту существования различных национальных миров, пребывающих в едином пространстве человеческого бытия, показывает основы их духовной жизни, религиозные, нравственные, социокультурные устои. Многомерность и полнота в изображении и осмыслении войны свидетельствует о вечном дыхании эпоса, одухотворяющем картины битв в произведениях русских классиков.

Рецензенты:

  • Денисова Любовь Владиленовна, доктор философских наук, профессор, начальник кафедры философии и политологии Омской академии МВД России, г. Омск.
  • Федяев Дмитрий Михайлович, доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии, Омский государственный педагогический университет, г. Омск.

Библиографическая ссылка

Штерн М.С. ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВОЙНЫ В ЭПОСЕ // Современные проблемы науки и образования. – 2012. – № 3. ;
URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=6230 (дата обращения: 29.03.2024).

Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

«Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1,674