Сетевое издание
Современные проблемы науки и образования
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СФЕРЕ ОБОЗНАЧЕНИЙ НЕВЕРБАЛЬНОГО ВЫРАЖЕНИЯ ЭМОЦИЙ: ДИАХРОНИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО ЯЗЫКА XV-XVII ВВ. )

Калимуллина Л.А. 1
1 ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный университет» Министерства образования и науки России
Статья посвящена анализу лексем и фразеологизмов, обозначающих невербальное выражение эмоций, в русском языке XV–XVII вв. Особое внимание уделяется исследованию метонимической и метафорической интерпретации базовых эмоций: радости, печали, страха, гнева, удивления и т.д. Автор дифференцирует несколько групп обозначений невербальной экспрессии эмоций в зависимости от её формы: мимической, кинетической, физиологической и т.д. Для подтверждения семантических процессов приводятся сведения этимологического характера, а также лексические соответствия из других славянских языков: болгарского, польского, чешского. Автор делает вывод об уменьшении числа лексем с синкретичным значением, которые обозначают и само эмоциональное состояние, и его невербальное выражение. Отсутствие данных о диахроническом аспекте невербальных компонентов придаёт исследованию актуальность.
невербальный код
эмоции
семантика
русский язык
1. Гудков Д.Б., Ковшова М.Л. Телесный код русской культуры: материалы к словарю. – М.: Гнозис, 2007. – 288 с.
2. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. – М.: Новое литературное обозрение, 2002. – 592 с.
3. Николаева Т.М., Успенский Б.А. Языкознание и паралингвистика // Лингвистические исследования по общей и славянской типологии. – М.: Наука, 1966. – С. 63-74.
4. Словарь русского языка XI–XVII вв. – Вып. 1–27. – М.: Наука, 1975–2006.
5. Тело в русской культуре: сборник статей / сост. Г. Кабакова и Ф. Конт. – М.: Новое литературное обозрение, 2005. – 400 с.
Последние десятилетия развития гуманитарных наук отмечены ростом интереса к изучению невербальных компонентов коммуникации, что можно считать вполне обоснованным: они не просто сопровождают речь, дополняя или уточняя ее, но выступают неотъемлемой составляющей общения, своего рода «коммуникативной универсалией» (термин И.Н. Горелова). В плане активизации исследовательского интереса к невербальным средствам общения лингвистика не является исключением, однако необходимо отметить ее некоторое отставание от других сфер гуманитарного знания. Так, если первые крупные работы психологов, посвященные данному феномену, появились в середине XX в., то лингвисты серьезно заинтересовались этой проблематикой несколько позже [2; 3]. Невербальные компоненты коммуникации онтологически представляют собой единство физического и психического, однако, будучи включенными в определенный социальный контекст, они начинают выполнять культурно-идентифицирующую функцию, указывая на принадлежность коммуниканта к той или иной лингвокультуре. Данный аспект невербального общения довольно активно обсуждается в современной лингвистике [1; 5], вместе с тем в этой области исследования еще довольно много нерешенных вопросов. Так, особый интерес представляет анализ закономерностей лексико-фразеологической номинации невербальных средств выражения внутренних состояний субъекта, прежде всего эмоциональных, поскольку именно эти закономерности косвенно указывают на особенности психологической самоидентификации этноса. Данная проблематика приобретает еще большую актуальность в том случае, если мы обращаемся к диахроническому аспекту указанных языковых единиц, который в настоящее время изучен недостаточно.

Цель исследования - анализ тенденций семантической динамики в сфере обозначений невербального выражения эмоций в русском языке XV-XVII вв. Для достижения данной цели комплексно рассматриваются соответствующие лексико-фразеологические единицы (далее - параэмотивы) в русском языке указанного периода, при этом для верификации результатов исследования приводятся параллели из современных славянских языков (болгарского, польского, чешского), а в отдельных случаях - индоевропейские и общеславянские соответствия.

При анализе фактического материала использовались как общенаучные методы (сравнение, описание, классификация и т.д.), так и собственно лингвистические методы (анализ словарных дефиниций, компонентный анализ, контекстуальный анализ).

Результаты исследования

Как показывает проведенный анализ, в сфере обозначений внешнего выражения эмоциональных переживаний в старорусском языке протекают довольно интенсивные семантические процессы. К примеру, в сравнении с предшествующей эпохой значительно уменьшается число лексем с синкретичным значением, которые одновременно называют и само эмоциональное состояние, и его внешнее выражение, однако небольшой ряд таких единиц представлен и в рассматриваемый период; ср.: совоздохнути ‘опечалившись, вздохнуть всем вместе', омывати лицо слезами ‘сильно плакать, горевать о чем-л.'; плачевословие ‘жалоба, скорбь, плач'; осклабленый ‘1. радостный, улыбающийся; 2. приятный, приветливый'; плачевно ‘с плачем, печально' и т.д.: Повелѣ им всѣм ити в црков<ь>, свѣща горяща имуща в руку, самь ж<е> послѣ иде в црквь, и вшед и видѣ народ стоящь в цркви, бѣлообразующься, и взыде на высоко мѣсто... и реч<е> осклабленым лицем: се изль новыи. Корм. Балаш., 401. XVI в. [4, вып. 13, с. 94]. Продолжением начавшегося процесса содержательного «упрощения» параэмотивов является утрата значения состояния в семантической структуре тех единиц, которые выступают однокоренными соответствиями древнерусских лексем, одновременно обозначавших и само эмоциональное состояние/отношение, и его внешнее выражение. Например, глаголы осклаблятися I, осклабитися I унаследовали от слова склабитися, которое в древнерусском языке характеризовалось комплексной семантикой состояния/его внешнего выражения, лишь значение мимического проявления радости ‘улыбаться/улыбнуться', тогда как значение эмоционального состояния было утрачено и для его передачи возникла необходимость сочетания данных слов с номинативами радости. В старорусском языке мы обнаруживаем довольно большое число таких примеров: др.-р. смѣхъ ‘1. смех, хохот; 2. веселье; 3. радость' - ст.-р. посмиятися ‘1. рассмеяться', насмѣшити ‘насмешить' (ср. пол. rozśmieszyć ‘рассмешить'); др.-р. плескание ‘1. рукоплескание; 2. радость, торжество' - ст.-р. плескатися ‘хлопать в ладоши от радости' и т.д.: И повеле игумен кладу разбити и обретоша в кладе отрочаплещется вельми прекрасно. Пов. о папе Григории, 182. XVII в. [4, вып. 15, с. 88]. В связи с активным протеканием указанных процессов параэмотивная лексика и фразеология в старорусском языке характеризуется более однородной семантикой, которая связана с отражением лишь внешних симптомов эмоций.

Вместе с тем в рассматриваемый период происходит довольно интенсивное пополнение состава параэмотивных единиц, среди которых можно отметить не только лексемы, но и фразеологические обороты образного характера. Последние выражают значение нормативной либо высокой интенсивности эмоций путем описания различных форм их внешнего проявления, в том числе следующие:

- мимическое выражение: просмѣятися ‘улыбнуться, усмехнуться' (ср. болг. засмян ‘улыбающийся; смеющийся', чеш. pousmátise ‘улыбнуться, усмехнуться', пол. pośmiać się ‘посмеяться'), попухнѣти, попыснѣти ‘омрачиться, нахмуриться', навѣсити чело ‘нахмуриться; глядеть исподлобья, опустив голову', въ лицѣ испасти ‘похудеть, осунуться (от горя, печали)'; поулыщание ‘улыбка' и др.: Лице разными подобии... измѣняти: носы сморщивати, чело навѣсити, устнѣ выставляти. Гражд. об. дет., 52. XVII в. [4, вып. 10, с. 29];

- кинетическое выражение: ласкатися ‘1. ласкаться' (ср. о.-с. *laskati (sę), чеш. laskatise ‘1. ským нежничать с кем-л.'), ластитися ‘ластиться, ласкаться' (ср. о.-с. *lastiti (sę), пол. łasić się ‘1. ластиться, ласкаться к кому-л.'), притуляти ‘прижимать ласково к груди' (ср. о.-с. *tuliti (sę), чеш. přitulitise ‘прильнуть, прижаться; приласкаться', пол. przytulać siędokogo-czego ‘ласково прижиматься к кому-чему'), ломати руки ‘заламывать руки (в знак горя, волнения)' (ср. чеш. lomitirukama ‘заламывать в отчаянии руки', пол. załamać ręce ‘отчаиваться'), ломити персты ‘в волнении ломать руки', вертѣться на одной ножкѣ ‘о неуместно бурном проявлении радости', низкий поклонъ, низкое поклонение ‘глубокий, почтительный поклон' и т.д.: Ежели которая девица где в компании видиламолотца, а приехав домои, руки ломает, охает и часто вздыхает... Что зделалас(ь)? И она говорит: простудилас(ь)! Ист. Ал. рос. двор., 171. XVIII в. ~XVII-XVIII вв. [4, вып. 8, с. 279];

- фонационное, в том числе плач: мычити‘плакать, рыдать', заплакати ‘заплакать' (ср. болг. заплача ‘заплакать', чеш. zaplakati ‘поплакать', книжн. zplakati ‘всплакнуть, заплакать', пол. zapłakać ‘заплакать'), безл. заплакатися ‘начать плакать как бы помимо своей воли', переплакати ‘поплакать какое-л. время; перетерпеть, плача', наплакатися ‘наплакаться' (ср. болг. наплача се ‘наплакаться', пол. naplakać się ‘тж.'), слезами оболияти, обливатися/облитися слезами ‘горько плакать/заплакать' (ср. пол. zalać się łzami ‘залиться слезами'), догоняти до слезъ ‘доводить до слез'; мычание ‘плач, стенание', возрыдание ‘рыдание', многоплачие ‘обильное пролитие слез, плач, оплакивание'; многорыдальный ‘сопряженный с сильным рыданием': Побьюся головою о землю, а иное и заплачется, да такъ и обѣдаю. Ав. Ж., 47. 1673 г. [4, вып. 5, с. 267]; смех: [порскати] ‘прыскать (от смеха)' (ср. болг. пръскам се от смях ‘лопаться от смеха', чеш. vyprsknouti ‘прыснуть, фыркнуть (со смеху)', пол. prysnąć śmiechem ‘прыснуть со смеху'); вздохи, стоны: ячати ‘вопить, стонать' (ср. и.-е. *enq- ‘вздыхать, стонать' : *onq- ‘реветь; рычать; мычать; орать; ворчать, гудеть', о.-с. *ęčati, пол. jęczeć ‘стонать; охать'), охати/охнути ‘охать/охнуть, вздохнуть'; охание ‘стон, вздох'; крик: въскликновение ‘радостный крик, возглас ликования' и т.д.: Ради веселия безмѣрнаго от смѣхапорскати [в изд. порекати] или хохотатинелѣпо есть. Гражд. об. дет., 37. XVII в. [4, вып. 8, с. 175];

- физиологическое (соматическое) выражение, в том числе прекращение двигательной активности: измерзати ‘коченеть, делаться неподвижным от страха' (ср. болг. смразявам се, замръзвам‘ 1. замерзать, превращаться в лед; 2. перен. цепенеть (от страха, ужаса)', пол. zamrzeć (zestrachu) ‘замереть от страха'), обмертвѣти ‘застыть, оцепенеть; помертветь', омертвитися ‘сделаться неподвижным, оцепеневшим, омертветь', ни живъ, ни мертвъ ‘в состоянии оцепенения от испуга. В числе новых компонентов данной парадигмы можно отметить лексемы с антонимичным значением: очунѣти(-ся), [очнѣти] ‘прийти в себя (от страха)', отерпати ‘выйти из оцепенения, оправиться от испуга' и т.п.: А инии внутрь во граде казанцы... от страха силнаго грянутия омертвеша... и долго лежавше и очинеша от страха того, и смутишася и подвизашася яко пиянии. Каз. ист., 15. XVII в. ~XVI в. [4, вып. 8, с. 175]; изменение окраски кожных покровов: заплонатися ‘вспыхнуть, покраснеть от сильного волнения' (ср. чеш. zaplanouti ‘прям. и перен. запылать, зардеться, вспыхнуть, загореться', пол. spłonąć ‘1. сгореть; 2. перен. залиться румянцем; зардеться') и т.д.: А посолъ бухарской сидитъ подле шаха почернѣвъ, ни живъ ни мертвъ, ни одново слова не отвѣчалъ. Посольство Тюфякина, 442. 1599 г. [4, вып. 5, с. 101]. Среди единиц, называющих соматические признаки эмоций, ярко выраженной семантической спецификой характеризовались лексемы, входящие в микрополе страха и имеющие значение ‘задрожать': вздрогнутися (ср. пол. wzdrygnąćsię ‘содрогнуться (о ком-л.)'), воздрожати, потрястися, продрожати и т.д. Существенно, что словари выделяют у данных лексем лишь прямое значение физиологических процессов без указания на чувство, вызывающее эти процессы, хотя иллюстративный материал содержит такие указания (например, вострястися от страха). На наш взгляд, по отношению к рассматриваемым и некоторым другим лексемам можно вести речь о синкретичном значении становлении состояния страха/его внешнем проявлении; ср.: вострепетати ‘3. затрепетать, испугаться // учащенно забиться от испуга, волнения (о сердце)'. В противном случае нарушается соотнесенность данных слов с глаголами, для которых устанавливается переносное значение состояния. Смысловая эквивалентность предикатов типа воздрожати и задрожати подтверждается, во-первых, тождеством материальных средств (приставок с начинательным значением), во-вторых, фактами сочетания с отвлеченными именами, что свидетельствует о невозможности их трактовки как обозначений биологических явлений. Следует также отметить, что анализируемые единицы образуют описательные обороты с метонимически употребленными названиями органов и частей тела человека (например: сердце озябло, сердце вострепетало, ноги задрожали и др.): И вострепетало мое ретивое сердце и подрожали мои белые ручки. Сказ. мол. дев.2, 88. XVII в. [4, вып. 3, с. 63].

Особое место среди параэмотивов в старорусском языке занимают лексические единицы со значением акционального выражения чувств. К примеру, как и в предыдущий период, большую долю таких лексем составляют обозначения социологизированных форм внешнего проявления горя, скорби: осѣтовати ‘оплакать', обрыдати II кого, что ‘громко оплакать', рюти и ревѣти ‘оплакивать с воплями' (ср. болг. рева ‘1. реветь (о животном); 2. реветь, громко плакать'); лицедрание ‘нанесение царапин на лицо в знак печали, траура', кукшение ‘действие того, кто плачет, оплакивает кого-л.' и др.: И подняша ю отъ земля, аки мертву, съ полу; и видѣша ту вси людие открыто лице ея, кроваво все отъ ноготнаго драния и отъ кукшения отъ слезъ ея. Каз. Лет., 343. XVI-XVII вв. ~XVI в. [4, вып. 8, с. 113]. Наряду с этим отмечаются семантические изменения лексем оплакивати, оплаковати, оплакание (ср. болг. оплаквам I ‘1. оплакивать', оплакване ‘2. оплакивание, причитание', чеш. oplakávati ‘оплакивать') и т.п., входящих в одну корневую группу с параэмотивами, которые в древнерусском языке обозначали ритуальное оплакивание умершего. Об этом свидетельствует, в частности, такая дистрибутивная характеристика указанных единиц, как их сочетаемость с наименованиями абстрактных реалий в объектной позиции, а не с именами лиц; ср.: Оплакивает убо Антиохово гонение. Брун. Толк. псалт., 356. XVII в. ~ 1535 г.; Бѣду свою оплакуемъ. Курб. Пис., 395. XVII в. ~XVI в. [4, вып.13, с.43]. В рамках рассматриваемой группы были довольно широко представлены лексемы со значением интенциональной деятельности и действий, направленных на достижение состояния радости, удовольствия, причем у некоторых из них акциональная семантика начинает формироваться еще в древнерусскую эпоху, например: веселятися, глумитися ‘забавляться, веселиться', забавлятися ‘3. развлекаться, доставлять себе удовольствие' (ср. и.-е. *bheu- : *bhōu- : *bhu- ‘расти, увеличиваться, развиваться', о.-с. *baviti sę, болг. забавлявам се ‘развлекаться, забавляться', чеш. zabavovati se čím ‘развлекаться, забавляться, заниматься чем-л.', пол. zabawiać się ‘1. развлекаться, забавляться, веселиться'), нѣговатися ‘веселиться, предаваться неге', потѣшатися, праздничати ‘веселиться, забавляться, развлекаться', проклажатися/прокладитися ‘приятно проводить/провести время, отдыхать/отдохнуть', прохладитися ‘2. развлечься, погулять, повеселиться'; забава ‘3. развлечение, удовольствие' (ср. болг. забава ‘1. забава, развлечение', чеш. zábava ‘1. развлечение, увеселение, забава', пол. zabawa ‘1. игра, развлечение, забава'), прохладъ ‘4. развлечение, забава, увеселение' и т.п.: Идет велик пир почестен, гости пьютъ - ядятъ, потѣшаются. Горе Зл., VIII (33). XVIII в. ~ XVII в. [4, вып. 17, с. 292]. Необходимо подчеркнуть, что многие из указанных лексем были связаны деривационными отношениями с такими эмотивами радости и удовольствия, которые в древнерусском языке имели отвлеченное значение состояния.

Важно также, что в сфере параэмотивной лексики наблюдаются довольно активные процессы вторичной номинации, в основе которых лежит метафорический либо метонимический перенос. Так, в соответствии с метонимическим принципом концептуализации абстрактных реалий внешнее проявление того или иного эмоционального состояния/отношения становится «знаком» последнего, например: облобызатися ‘1. облобызаться; 2. перен. радостно встретиться, сблизиться' (ср. о.-с. *lobyzati), помордати ‘1. усмехнуться, сделать неодобрительную или насмешливую гримасу; 3. презреть что-л.', дрогати(ср. о.-с. *drъgati (sę)), дрожати ‘1. дрожать, сотрясаться; 2. дрожать от холода, страха', возгодовати, вострястися, дрогнути (ср. о.-с. *drъgnoti), задрожати, подрожатиот кого-чего, поклонятися ‘1. поклоняться, молиться кому-л.; чтить кого-л., что-л. как божество; 3. почтительно кланяться, склоняться перед кем-л. в знак почтения, благодарности', кланятися ‘1. поклоняться кому-, чему-л.; 3. кланяться кому-л. в знак приветствия, почтения, благодарности'; объятие ‘1. объятие, обнимание // перен. благосклонность' и др.: И вопроси ихъ царь, глаголя: гдѣ суть отступници, они... небрегшѣ о страшнемъ повелѣнии нашемъ, и помордавшѣ о страсѣ честныхъ богъ. ВМЧ, Окт. 19-31, 1779. XVI в. [4, вып. 9, с. 350]; Да се вѣдяще правовѣрнии людие вострясошася... ВМЧ, Ноябрь 13-15, 948. XVI в. [4, вып. 3, с. 64]. Метафорическое переосмысление внешней экспрессии эмоций в русском языке XV-XVII вв. не было столь продуктивным; ср.: зияти ‘1. разверзаться, раскрываться; зиять; 3. перен. смотреть с вожделением, желая поглотить // пожирать глазами (с гневом и завистью)', зайтися ‘1. задержаться; 2. долго, безудержно смеяться'; кроение ‘1. резание; обрезание; 2. нанесение себе порезов в знак печали' и др.: Попъ Лазарь въ писанияхъ своихъ писа суетно и тщетно, зияя аки волкъ на всѣхъ пастырей церковных во архиерейстѣмъ санѣ (Переч. раскольников) Суб. Мат. II, 15. 1666 г. [4, вып. 6, с. 6].

В заключение можно сделать следующие выводы. Прежде всего, в русском языке XV-XVII вв. происходит уменьшение лексем с синкретичным значением, которые одновременно называют и саму эмоцию, и ее внешнее проявление в разнообразных формах. В отличие от древнерусского периода в сфере параэмотивной лексики наблюдаются также довольно активные процессы вторичной номинации, связанные с метафорическим либо метонимическим переносом. Вместе с тем, как и в предыдущую эпоху, для языкового сознания наиболее актуальными представляются конвенциональные телесные признаки эмоций, прежде всего смех и плач, которые получают довольно подробную номинацию; кроме того, расширяется репертуар языковых единиц, обозначающих акциональное (поведенческое) выражение эмоций.

Рецензенты:

Каримова Р.А., д.фил.н., профессор кафедры современного русского языкознания Башкирского государственного университета, г. Уфа.

Салихова Э.А., д.фил.н., профессор кафедры языковой коммуникации и психолингвистики Уфимского государственного авиационного технического университета, г. Уфа.


Библиографическая ссылка

Калимуллина Л.А. СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СФЕРЕ ОБОЗНАЧЕНИЙ НЕВЕРБАЛЬНОГО ВЫРАЖЕНИЯ ЭМОЦИЙ: ДИАХРОНИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО ЯЗЫКА XV-XVII ВВ. ) // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 4. ;
URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=14021 (дата обращения: 19.04.2024).

Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

«Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1,674