Наконец, нартский эпос осетин предлагает в сказаниях на тему «Как Сырдон украл корову Хамыца и как у нартов появился двенадцатиструнный фандыр» трагический вариант возникновения профессионального сказителя и его музыкального инструмента [1; 2; 6]. И как нам представляется, в данном случае уместна полемика с исследователями, которые говорят о «неосознанном типе авторства» (М.И. Стеблин-Каменский) в отношении всех жанров фольклора [4]. Что касается устных рассказов, то по определению, в них в большей степени, чем в других жанрах фольклора, реализуется личное отношение рассказчика к предмету повествования [9].
О внесении индивидуальных изменений в «каноническую» канву легенд и преданий мы уже писали в наших статьях [8]. Они неизбежны и при актуализации рассказчиком устоявшихся сюжетов легенд и преданий, но в меньшей степени. Сама диалоговая форма устного рассказа (имеется в виду диалог спрашивающего и рассказывающего) априори предполагает выражение/ проговаривание личной позиции рассказчика по поводу той или иной темы.
Мы проанализировали два устных рассказа и одно сказание, рассказанные одним рассказчиком, Константином Алдатовым. Все три текста развивают тему небожителей, тем ярче проступают жанровые особенности устного рассказа. Приводим рассмотренные нами тексты в переводе на русский язык:
1. Авсати. «Авсати был покровителем зверей, который знал язык зверей, оленем. Когда-нибудь покровитель бывает молодым. Старый. Старый Авсати. Вон ему это сделали, в Алагирском ущелье (ущелье в Северной Осетии, имеется в виду памятник в Алагирском ущелье). Тот, на котором рога, это бывает зверь, это скот. С усами, стариком был. Покровитель зверей. Авсати, вот когда идем на охоту, на охоту мы, вот это Авсати. <...> (знак пропуска текста здесь и далее). Песня об Авсати такова, ее история. Это труды Коста (Коста Хетагуров), и когда когда-то был юбилей Коста, то поднесли мне там так, вот это (диктофон), и, мол, скажи что-нибудь о Коста. Скажу, клянусь Хуцау (Богом), говорю. Коста за свою жизнь даже не улыбнулся, постоянно причитал. Когда он запел? И сейчас говорят: «Песни Коста». Какую песню он спел? Ну вот, «пропадите вы, мои родимые горы, черным пеплом...». И постоянно он причитал. «Лучше бы я вас видел в виде черного пепла» (имеется в виду горы). И Коста природу, горы так красиво... Красоту осетинского языка показал Коста. Коста его обработал. (Рассказывает стихотворение Коста (пояснения автора статьи здесь и далее). Если сейчас эту жизнь девять раз перевернуть в другую сторону, все равно останется Коста. Но современные писатели... Как будто завтра идем на охоту. Где встречаемся? Вон в Большом Дауском ущелье. Напротив него (Дауского ущелья) будем вас ждать. В этом месте. Это здесь наши ущелья, они. И в этом месте, тогда... охотники каждый что-то несет из своего дома. Питье, кусок мяса. Что-нибудь. Перед охотой кладут так и возносят молитву: «Ай, Авсати, благодать да будет с тобой. Пусть благодать будет и нам. Губа твоя в жиру. Ваша губа в жиру» друг другу говорят. Ну, если шашлык даст, то твоя губа не будет в жиру, в жиру. «Ваша губа в жиру» «Ваша губа в жиру». Тогда так. И тогда там бывает такое:
-Ты пройдись по этому ущелью, другой вот здесь, впереди засядете вы, и вот начинается охота. <...>. Когда они что-то добывают, что-то, зверя: убивают оленя, вот кабана убивают, лань убивают, почему поют? Все песни бывают песнями о Уастырджи. Но прежде всего, посвящены Авсати:
«Ай, высоко сидящий Уастырджи (небожитель), табу (восклицание уважения), да съедим твои напасти!
Оу, просим тебя, просим тебя.
Мы молящиеся тебе.
Пошли часть своей благодати, Уастырджи, эй!» (Исп. К. Алдатов в с. Гизель. Архив автора статьи. Перевод Д.В. Сокаевой.)
2. Песня о Уацилла. «Песня Уацилла, она уже совсем пропала. Но как-то в день Уацилла мы были в горах на кувде, в день Уацилла, Тбау-Уацилла (покровитель Кобанского ущелья и одноименное святилище) Даргавса. И в этом месте, Дзиуга Быдтаты, он, и святилище Уацилла в этом месте, значит, каждый (принес) то, чем надо помолиться (по три пирога), и (Дзиуга Быдтаты) говорит им: «каждый пусть положит свои три пирога перед собой». Вот. И положили. «Ну, вознесем молитву, Хуцау, там, где ты есть, Хуцау, твое величество, просим у тебя хорошего и дай нам часть твоего хорошего. Ангелы и покровители, вы друг другу‒ братья, пусть ваше братство отразиться и на нас, Хуцау, дай исполниться этой молитве. Светлый Тбау-Уацилла, сегодня‒ твой день, обойди нас красиво, чтобы не было у нас плохих града и дождей, вот так нас благослови. Светлый Тбау-Уацилла, над Осетией, сыпля искрами, кружишь, отводишь от нас беду, счастье поворачиваешь в нашу сторону, чтобы наша Осетия была счастливой, настолько благослови нас». И (старший мужчина) такие молитвы произнес. Затем дал право женщинам забрать то, что они принесли для произнесения молитвы, и идите по своим, мол, домам, а мы, вот мужчины, останемся здесь. И тогда там мужчины разложили пироги. Если шли на кувд, то наша мать тоже с нами обычно бывала. Оказалась рядом со мной и слушаю ее, и она поет песню в честь Тбау-Уацилла: клятва вошла в твой дом, вот говорю, чудо, я всегда улавливаю такие вещи. И в этом месте она как запоет:
«Йей, светлый Тбау-Уацилла, слава, да съедим твою болезнь, мы ждем тебя, твоей благодати, Чтобы промывали наше южное зерно, Тбау-Уацилла, благослови нас на это.
Из северного зерна чтобы пиво в больших котлах сварили,
Тбау-Уацилла, плохой град, плохой дождь,
Чтобы обошли стороной людей,
Вот такую благодать еще пошли.
Ангелы и покровителя!
Пусть мы будем под вашим всеобщим покровительством».
Вот так пела. Я это потом (песню) в село привнес, сюда в село. В село привнес, (когда) сидели - беседовали» (Исп. К. Алдатов в с. Гизель. Архив автора статьи. Перевод Д.В. Сокаевой.)
3. Сказание об Авсати. «И отправились три всадника в дальний поход. Отправились в дальний поход. И где-то наступил вечер, они остановились около кургана. Один из них говорит, пойди к пастуху, пусть он нам на ужин даст посвященное животное. Так, один из всадников отправился к пастуху:
-Да будет у тебя много скота, хороший пастух.
-Пусть и тебя благословит Хуцау.
-Мы‒ путники, и если бы ты на ужин смог нам выделить посвященное животное.
Пастух спрашивает, мол, кто ты, что ты, какой ты. А он говорит так, я Фалвара (небожитель, покровитель домашнего скота), и, мол, пожалуйста. Пастух ему говорит так, мол, мне не за что тебя благодарить, у кого-то ты уничтожаешь скот, кому-то, значит, вот так плохие дела делаешь. Я тебе ничем хорошим не обязан. И (Фалвара) вернулся к своим друзьям ни с чем. Тогда другой, мол, дай-ка я сам пойду, и пошел, и, мол, да будет у тебя много скота, хороший пастух.
-Пусть и тебя благословит Хуцау, кто ты, какой ты?
-Я Уацилла, покровитель злаков. И ужин мы путники, и добудь нам что-нибудь для ужина, мол.
И ему так говорит:
-Уацилла злаков, и от тебя ничего хорошего не знаю, ты бьешь градом то, что посеяли люди, и другим делаешь несчастья. И он (Уацилла злаков) вернулся ни с чем.
Затем третий раз пошел (третий всадник), и тоже говорит пастуху:
-Да будет у тебя много скота, пастух.
Да будет доволен тобой Хуцау.
-Мы путники, и для дорожного ужина нам нужно посвященное животное.
И он (пастух) у него (Уастырджи) тоже спрашивает:
-А ты кто?
-Я Уастырджи.
И тогда он (пастух) так говорит, Уастырджи, в середине моей отары желтоухий жертвенный баран, и пусть он будет твоей добычей, ты, говорит, и <... > человеку помогаешь, ты и бедному человеку помогаешь.
И тогда он (Уастырджи) принес на ужин жертвенное животное. Они переночевали, а как же иначе. Затем дальше отправились, они шли в дом Авсати. И выполнили задачу сватов, а как же иначе, ведь давно намеревался это сделать сын Комая, один из его охотников. Он не понравился Авсати, и он (Авсати) ему так говорит:
-Какой-то никудышный охотник, (но) умеющий покорить сердце, поэтому. Она у меня одна, как ее ему отдать.
И не дал своего согласия (на брак). Тогда второй всадник, мол, дай-ка, я попробую, и он зашел в дом Авсати, постучал в дверь и так ему говорит:
-Я сват от сына Луны, он хочет с тобой породниться.
И Авсати ответил:
-Не получится, пожиратели Луны съедят мою единственную (дочь), и не дал согласия.
Тогда третий (всадник), и он обратился к нему (Авсати), мол, хотят породниться, сын Солнца хочет с тобой породниться, мол. И ему не дал своего согласия (Авсати).
Она у меня единственная, вдруг ее сожжет Солнце. Да. И он не получил положительного ответа.
Тем временем откуда-то из дремучего леса появился черный человеко-зверь, и дочь Авсати которую, ее выкрасть решил: так поймал ее человеко-зверь. Засунул ее себе под руку и украл ее, убегает с ней, значит. Причитает женщина, намотала свои длинные волосы на руки, вот так.
И Авсати который, он закричал, мою единственную (дочь) украл человеко-зверь, караул, где мои вещи (снаряжение). И тогда (все) всполошились, как же иначе, и сын Комая вызвался (на поиски). И спрашивает (у Авсати):
-В какую сторону идти искать, в какую сторону ее украли?
Показали ему дорогу, (вон) в тех ущельях он ее несет, мол. Сын Комая который побежал с крымским ружьем и догоняет, догоняет, как же иначе: так перед ним появляется олень с рогами. Охотник не выдержал и направил на него ружье, мол, выстрелю, когда увидел оленя, тогда. И, мол, выстрелю, а олень ему говорит:
-Не стреляй, хороший охотник. Я посвящен Уастырджи и не стреляй.
Пусть вылетают из дула твоего ружья золотые пули, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, то я помогу тебе, говорит. Олень ему говорит, олень. Это сказания.
Ну, тогда я иду на поиски, и помоги мне, мол, сказал сын Комая.
-Иду на поиски и помоги мне, человеко-зверь украл дочь Авсати и надо, чтобы я его догнал. Садись-ка (на меня), мол, говорит. Олень посадил его на спину и понес от ущелья к ущелью. От ущелья к ущелью мчится и где-то наверху перед ними оказался (человеко-зверь). Оказался (человеко-зверь) перед ним (сыном Комая), как же иначе, и говорит (сын Комая) ему (человеко-зверю) наверх:
-Человеко-зверь, отпусти, она тебе не пара, она не тебе была предназначена.
Он так говорит:
-Нет, я буду с ней жить, я ее не отпущу.
И тогда сын Комая направил свое ружье, выстрелил в него, и от него (человеко-зверя) отлетели с левой стороны ребра, уничтожил он его. Да. Девушка спаслась и обняла сына Комая, и в глубине этого дремучего леса они назвались братом и сестрой. Назвались братом и сестрой. И так он ее привел в дом Авсати. И тогда ему Авсати говорит так:
-Ты спас мою единственную (дочь), и я отдаю ее тебе в жены, сын Комая.
А он так отвечает:
-Когда я ее по всем правилам сватал, тогда ты не согласился, он не счел его (сына Комая) достойным, когда он прислал сватов, а теперь я назвал ее своей сестрой, и это нельзя менять.
Авсати пообещал ему:
-Весь годовой приплод моих зверей пусть достаются тебе, и он не согласился.
Не согласился он. И там они назвались сестрой и братом. И до сегодняшнего дня они так и остались, сестрой и братом, сын Комая и дочь Авсати» (Исп. К. Алдатов в с. Гизель. Архив автора статьи. Перевод Д.В. Сокаевой.)
Черты, отличающие небожителя Авсати, покровителя диких зверей по устному рассказу такие: старый человек (подчеркивается антропоморфный характер образа); покровитель, которому посвящены обряды перед охотой. Устный рассказ К. Алдатова об Авсати выстраивается в «конфликтном» режиме. Он начинается критикой в адрес памятника Авсати в Алагирском ущелье: Авсати изображен в виде человека-оленя и молодым. К. Алдатов также опровергает мнение (неизвестно кого) о том, что Авсати понимает язык зверей. Затем обозначив свою позицию, он переходит на личность Коста Хетагурова (выдающегося поэта, писателя и общественного деятеля Осетии рубежа XIX-XX вв.), говоря о том, что и Коста касался темы небожителей в своих произведениях, но то, что он создавал, никак нельзя назвать песнями, настолько они грустные. В данном случае проявилась народная точка зрения на песню, как на произведение искусства, призванное прославлять и вдохновлять, но никак не оплакивать.
Что касается приведенного выше сказания этого же рассказчика, то его вторая часть (является ли сказание контаминированным, мы в этой статье не можем сказать) посвящена известной в осетинской традиции истории сватовства сына Комая, знаменитого охотника (образ собирательный и обобщенный), к дочери Авсати и спасения им (сыном Комая) ее от человеко-зверя. То есть, речь идет об отношениях человека и небожителя: небожитель максимально приближен к человеку, досягаем, но его прерогативой является возможность даровать что-либо: удачу в охоте, годовой приплод зверей и т.д.
Черты, отличающие небожителя Уацилла, покровителя злаков, Громовержца осетинской мифологической традиции, такие: ему также посвящены обряды и святилища; в честь него отмечается календарный праздник; он спасает от стихийных бедствий (града, ливня), сыплет, как и полагается Громовержцу, искрами. Устный рассказ К. Алдатова о небожителе Уацилла построен по индивидуальной, спорадической схеме. Его можно назвать «Возрождение песни Тбау-Уацилла», и он связан с дорогим рассказчику образом матери, которая вознесла в качестве молитвы песню Тбау-Уацилла во время праздника, тогда как в селе эта песня уже не исполнялась, была забыта. В тексте звучит молитва и песня Тбау-Уацилла: их тексты практически идентичны.
В сказании «Сказание об Авсати» образ Уацилла описан кратко, он является одним из трех всадников, которые направляются к Авсати сватать его единственную дочь для своих подопечных. Из текста сказания не ясно, чьим сватом он является: сына Луны или сына Солнца. В ситуации, когда поочередно Фалвара, Уацилла и Уастырджи просят у пастуха около кургана жертвенного барана, предпочтение отдается Уастырджи, наиболее популярному в народе небожителю. Эта же симпатия, видимо, является причиной того, что чудесный олень «Сказания об Авсати», который помогает сыну Комая освободить дочь Авсати от человеко-зверя, тоже посвящен Уастырджи, тогда как норма традиции - чудесный (иногда, белый) олень, посвященный Авсати.
Таким образом, индивидуальные вкрапления в «канонические» тексты и тексты, рассказанные информантами по «своей» схеме, несомненно, являются результатом развития фольклора и способом его существования как устной традиции [3]. Другой способ сохранить устную традицию и передать следующему поколению - это заучивание устных текстов наизусть, что практиковалось в некоторых традициях [7]. Психология фольклорного творчества представляет собой перспективную область научных изысканий, потому что индивидуальная память рассказчика - недооцененный момент в фольклористике, во всяком случае, в осетинской фольклористике.
Рецензенты:
Гацалова Л.Б., д.фил.н., вед. науч. сотр. отдела осетинского языкознания, ФГБУН СОИГСИ им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А, г. Владикавказ.
Парсиева Л.К., д.фил.н., вед. науч. сотр. отдела осетинского языкознания, ФГБУН СОИГСИ им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А, г Владикавказ.
Библиографическая ссылка
Сокаева Д.В. К ВОПРОСУ ОБ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ РЕАЛИЗАЦИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О НЕБОЖИТЕЛЯХ ОСЕТИНСКОГО ПАНТЕОНА: УСТНЫЕ РАССКАЗЫ // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 3. ;URL: https://science-education.ru/ru/article/view?id=12996 (дата обращения: 20.04.2024).