Scientific journal
Modern problems of science and education
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

PHILOSOPHICAL-ANTHROPOLOGICAL ASPECTS OF THE WAR IN THE EPIC

Shtern M.S. 1
1 Yurga Institute of Technology of Tomsk Polytechnic University
The article analyzes the images of war in the epic. The war in the epic is presented as a divine play, epiphany, and sacrifice. It destroys the conditions of everyday life, pushing the limits of existence. War is the opportunity to join the divine plan and approach to the gods. Interpretation of the war in the classical Russian literature represented not only in the genre and generic forms of the epic, but also in the lyrics. Pairing of epic and heroic, the problem of historical art is actual for Pushkin´s work. Lermontov shows war how daily life and routine, as part of a national, traditional and personal stories. Tolstoy created two equal-epic monument: the grandiose "War and Peace" and a small "children´s" story "Prisoner of the Caucasus." The story is not only the history of enmity between the two peoples, but also the different national worlds, the basis of their spiritual life, religious, moral principles. Completeness and integrity of the image of the war is the hallmark of the epic.
philosophy of war
heroes
gods
epiphany
game
sacrifice
Интерес к эпосу вполне понятен, как со стороны умудренного исследователя, так и со стороны неискушенного читателя. Изучение эпических памятников всегда было одним из эффективнейших способов культуротворчества; оно способствовало становлению философии, герменевтики, филологической науки и исторической мысли. Вдумчивый читатель находился (и находится в наше не располагающее к сосредоточенному восприятию текста время) под воздействием скрытой (и явной) философичности эпоса [10, 47-49]. Очевидно, что вечный интерес к эпосу поддерживается, прежде всего, уникальностью событий, представленных в эпических текстах разных времен и народов, и глубиной, масштабностью их осмысления. Константность этих событий - свидетельство их общезначимости, их глубочайшей укорененности в человеческом бытии. Первое и главное событие эпоса - война племен, народов, подвиги вождей, героев и раскрывающееся через эти действия замыслы и воля богов. Эпические события инициированы высшими силами, человеческая деятельность, какой бы великолепной и потрясающей она ни представлялась, является следствием этой инициативы и средством осуществления божественных целей. Такова эпическая ситуация и «Махабхараты», и «Илиады», и «Войны и мира». Почему же неизбежным и оправданным способом осуществления божественного закона оказывается война? Религия, этика, философия постоянно обращаются к осмыслению войны. Европейская мысль в течение тысячелетий вырабатывала философский катехизис войны. Завораживающие своей глубиной и беспокоящие своей тайной афоризмы Гераклита: «Должно знать, что война общепринята, что вражда есть закон, и что все возникает через вражду и взаимообразно». «Война - отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других - людьми, одних творит рабами, других - свободными» [7; 208, 217]. Рассуждения Платона о том, что сословие воинов, наряду с сословием производителей и философов (правителей), служит поддержанию устойчивости государства. Аврелий Августин связывает неизбежность войн с несовершенством земного устроения человечества. И хотя существуют справедливые войны, но «больше доблести в том, чтобы убивать войны словами, чем железом - людей» [1]. Георг Гегель верит, что война «высвобождает и проявляет» дух нации, а Иммануил Кант рассматривает пацифистскую идею «вечного мира» как выражение нравственного императива в политико-правовой сфере. В. С. Соловьев, признавая войну болезнью и злом, доказывает, что в историческом процессе она способствует приближению человечества к состоянию всеединства. «Война есть зло и грех, - пишет С. Л. Франк, - и монах, и отшельник правы, воздерживаясь от участия в ней; но они правы потому, что они не используют никогда плодов войны, что им не нужно уже само государство, ведущее войну, и все, что дает человеку государство; кто же готов воспользоваться ее плодами, кто еще нуждается в государстве, тот несет ответственность за его судьбу и, греша вместе с ним, менее грешит, чем когда умывает руки и сваливает грех на другого» [8, 127]. Продолжение следует, и противоречащие, но не исключающие, а дополняющие друг друга суждения множатся.

И здесь обнаруживается преимущество искусства и эстетического способа убеждения, которые, вслед за Гераклитом, предпочитают тайную гармонию - явной. Издавна эпическая литература представляет универсальный и целостный, всеохватывающий взгляд на событие войны. Древние эпопеи задают на тысячелетия вперед основные параметры философского осмысления войны как феномена человеческого бытия. Война в них осмысливается как игра, как жертвоприношение, наконец, как эпифания (богоявление). Война - событие, идентичное бытию и напрямую ведущее к постижению его сути. В ранних эпических текстах истина открывается человеку в условиях повседневности и в условиях экстремальных, в антиномии порядка, устроения и катастрофы, разрушения. Истинное бытие, обнаруживающее свое содержание в текущей повседневности, выражает себя как идиллия. Гомеровский эпос, стоящий у истоков культурно-художественной европейской традиции, очевидно, содержит в себе идиллический элемент. Об этом свидетельствуют и «Одиссея», и «Илиада». Идиллические картины представлены в одном из самых знаменитых эпизодов «Илиады» - в описании щита Ахилла (Песнь восемнадцатая):

Мягкую новь он представил еще, плодородную пашню,

Трижды взрыхленную плугом. И много на ней землепашцев

Гнало парные плуги, ведя их туда и обратно;

Каждый раз, как они, повернувши, к меже подходили,

В руки немедля им кубок вина, веселящего сердце,

Муж подавал, подошедши. И пахари гнать продолжали

Борозду дальше, чтоб снова к меже подойти поскорее.

Поле, хотя золотое, чернелося сзади пахавших

И походило на пашню,- такое он диво представил.

.........................................................................

И виноградник с тяжелыми гроздьями там он представил,

Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись.

Из серебра были колья повсюду натыканы густо;

Черный ров по бокам; окружен оловянной оградой

Сад; чрез средину одна пролегает тропинка, которой

Ходят носильщики в пору, когда виноград собирают.

Девы и юноши там в молодом, беззаботном веселье

Сладостный плод уносили в прекрасно сплетенных корзинах.

(пер. В. В. Вересаева)

Истина, открывающаяся в поэзии повседневного, - истина упорядоченного, мирного, слитого с природными ритмами бытия. Это бытие исключительно земное. Экстремальное событие войны в эпическом произведении (от «Махабхараты» до «Войны и мира» Л. Н. Толстого) всегда выступает как форма трансценденции. Одно из оправданий войны заключается в том, что она разрушает условия повседневного устоявшегося существования, раздвигает пределы бытия и горизонты человеческого сознания, восприятия мира. Она дает человеку возможность либо унизиться до положения «презренного» Терсита (полковник Берг в «Войне и мире»), озабоченного лишь проблемой физического выживания, частными интересами, либо возвыситься до позиции величественного Ахилла, перед которым открывается трагическая сущность героического удела. Гибель - удел всего «прекрасного на свете», так переосмыслит в духе христианского спиритуализма эту мысль романтик В. А. Жуковский. Еще более высокое следствие войны - понимание ее как пути к постижению божественной мощи, величия богов и как пути обретения человеком подлинного совершенства, как возможность приобщиться к божественному замыслу и приблизиться к богам. Это путь Арджуны. В «Бхагавад-гите», представляющей собой обрамленный эпизод «Махабхараты», приведена философская беседа между Кришной, являющимся воплощением бога Вишну, и Арджуной. Эта беседа происходит на поле битвы, непосредственно перед ее началом. Решающее сражение между двумя воюющими кланами, Пандавов и Кауравов, представлено в индийском эпосе как событие грандиозного масштаба, в котором сконцентрированы трагические смыслы бытия. Арджуна - один из пяти братьев-принцев клана Пандавов - перед решающим сражением впадает в сомнение о целесообразности боя, ему открывается весь ужас братоубийственной войны, видится в ней лишь страшное торжество смерти, апофеоз самоуничтожения. Сердцем его овладевают скорбь и отчаяние. Рыдая, он опускается на сидение колесницы со словами: «Не буду сражаться». Кришна в беседе с Арджуной не только объясняет, в чем долг воина и смысл действий человека, но и открывает ему законы мироздания, дает возможность осознать противоречия как частный момент целостного бытия, убеждает в том, что замыслы богов, какими бы непонятными и ужасными ни казались человеку, имеют благие цели. И Арджуна решается принять участие в сражении.

Война становится поводом для постановки коренных этических проблем: о праве посягать на жизнь другого человека, о необходимости исполнения долга, о том, что индивидуальное существование должно быть подчинено общему нравственному закону.
«Отправная точка философии Гиты - этическая и этим она особенно близка традициям русской философии, как правило, тоже носящим выраженный этический характер» [3, 63]. Добавим, что эта философия близка и русской эпической традиции, классическим примером которой является «Война и мир» Л. Н. Толстого. Суть толстовского замысла - претворение истории в эпос, который должен явить торжество нравственного закона и в судьбе отдельной личности, и в событиях истории, «всеобщей жизни людей». Герои книги проходят через ряд эпических ситуаций. Андрею Болконскому и Пьеру Безухову открывается и страшная сущность войны, и ее трагическая необходимость, и ее провиденциальный смысл.

Таким образом, война в эпическом осмыслении - долгий путь к достижению божественной цели, искоренению зла в мире. Это игра богов, но чтобы вести ее, богам нужны посредники (герои), потому что подлинный глубинный сюжет эпоса, как имплицитный, так и эксплицитный, богоявление и богообщение (в окопах, как известно, не бывает атеистов). В древних эпопеях война оказывается зеркальным отражением демиургического акта, транспозицией начала и конца, когда смерть оказывается подлинным рождением. Именно в условиях войны герою открывается понимание того, что Творение (Мир) является эманацией божественной сущности. Тому, кто задумывается, очевидно, что в природе войны есть нечто, выходящее за пределы человеческого разумения, приводящее разум в недоумение, а сердце - в печаль. Робкий (женщина в эпосе, если она не воительница, а мать, жена, сестра) в ужасе отворачивается от картины страдания и смерти, испытывая сострадание и оплакивая величие павшего героя, даже противника. Как говорится в поэме Важа Пшавела «Гость и хозяин»: «Оплакать мертвого героя / Прилично женщине любой». В этом и заключается сила слабого (сила «нежного, по выражению А. С. Пушкина), и в этой «слабости» заключен ценнейший гуманистический смысл, ибо эпос, прославляя беспощадность и несгибаемость воинов, никогда не восхваляет жестокости.

Иная грань человеческого открывается через образ героя-воина. Бесстрашный, задумываясь о страданиях, о жесткости войны (часто братоубийственной) и неотвратимости смерти, приходит к осознанию истории как «вечного возвращения», пути назад, к небытию и началу творения. Это путь каждого и общий путь. Коллективная смерть героев осмысливается в эпосе как жертвоприношение, необходимое для демиургического акта (народ - первочеловек, первосущество, чье тело расчленяется, чтобы дать начало всему сущему). По замечанию М. Элиаде, «каждое жертвоприношение, совершаемое брахманом, означает новое сотворение мира», «реактулизирует архетипический космогонистический акт» [9, 85-86]. Коллективное жертвоприношение восстанавливает единство космоса, воссоединяет творение и богов. Такова война и в эпосе древних индусов или греков, и в произведениях классика русской литературы Л. Н. Толстого. Причины Троянской войны кроются не в человеческой инициативе, не в похищении Парисом Прекрасной Елены, но в воле богов. А. А. Асоян представляет в своей работе мифологический контекст «Илиады». Причины Троянской войны восходят к истории нереиды Фетиды. Она предназначалась Зевсу, но была выдана за царя Пелея, потому что от союза Фетиды с верховным божеством должен был родиться сын, который мог низвергнуть отца с трона. Чтобы избежать вселенской катастрофы, боги решают выдать Фетиду за смертного, а заодно убрать с перенаселенной земли героев, имеющих полубожественное происхождение. От брака Фетиды и Пелея рождается великий герой Ахилл, которому, как и многим ахейским и троянским мужам, суждено погибнуть в битве. «... за внешними квазиисторическими событиями «Илиады» скрывается космологическая драма, обнаруживается вечная проблема смерти, необходимости и ее неизбежности, потому что только через жертву возможно восстановление жизни, и именно в ритуале жертвоприношения продолжение рода и смерть выступают как взаимообусловленные и взаимонеобходимые...» [2; 116, 117].

Таким образом, одним из важнейших критериев эпичности текста, на наш взгляд, становится осмысление войны в качестве акта трансценденции и события эпифании, богоявления и богообщения. В эпическом представлении войны, как ни в каком другом, раскрывается вся полнота человеческого, указываются его границы и обозначается его бесконечность.

В русской классической литературе осмысление войны представлено не только в жанрово-родовых формах эпоса, но и в лирике - М. В. Ломонососва и Г. Р. Державина, В. А. Жуковского и А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и Н. А. Некрасова. Эпическая проблематика осваивается в разных эстетических модусах. Так, для творчества Пушкина - в изображении войны как одного из важнейших событий русской истории - актуально сопряжение героического с темой исторического творчества и государственного строительства. Если Пушкин завершает и синтезирует весь предшествующий опыт русской литературы в понимании героического и военного подвига, то с Лермонтова начинается новый этап в освоении этой темы, этап критического сознания. Наследуя в своем опыте, и личном, и творческом, проблему героического действия, Лермонтов осмысляет ее в самых разных аспектах: национально-народном, личностно-экзистенциальном, религиозно-нравственном. Различные грани темы аналитически развернуты в отдельных текстах. Кажется, о войне Лермонтовым сказано все возможное, и все последующая русская литературы только развивала его мотивы, не добавляя ничего нового. Война как быт и будни; армия как особый социальный организм с присущими ему ритуальными формами поведения и этикетом; война как «трагический балет» - формула, почти недоступная пониманию нашего современника, человека эпохи «бесконтактных» войн, почти покончившей с красотой военной этики, эмблематики и даже «шагистики». Колоссальная техника существенно «упростила» любые контакты (физические, психологические, нравственные) человека с человеком в ситуации войны. У Лермонтова есть и война как «страшная необходимость» (если воспользоваться словами толстовского персонажа); и в этой необходимости есть и героизм, и жестокость, и самопожертвование, и чувство товарищества, и красота, и печаль. Наконец, война как неразрешимая проблема общечеловеческого бытия, «всемирного устроения человечества», как сказал бы Ф. М. Достоевский:

А там вдали грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы - и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: «Жалкий человек!

Чего он хочет! Небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он - зачем?»

(«Валерик»)

Родовое содержание сообщилось в процессе исторического развития эпоса и его малым жанрам. Не будет преувеличением сказать, что Л. Н. Толстой оставил нам два равновеликих эпических памятника: грандиозную «Войну и мир» и маленький «детский» рассказ «Кавказский пленник». Рассказ в формах предельной «простоты» представляет не только историю столкновения и вражды двух народов, но и всю полноту существования различных национальных миров, пребывающих в едином пространстве человеческого бытия, показывает основы их духовной жизни, религиозные, нравственные, социокультурные устои. Многомерность и полнота в изображении и осмыслении войны свидетельствует о вечном дыхании эпоса, одухотворяющем картины битв в произведениях русских классиков.

Рецензенты:

  • Денисова Любовь Владиленовна, доктор философских наук, профессор, начальник кафедры философии и политологии Омской академии МВД России, г. Омск.
  • Федяев Дмитрий Михайлович, доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии, Омский государственный педагогический университет, г. Омск.