Scientific journal
Modern problems of science and education
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

METHODS OF FORMING CONCEPTUAL METAPHORS WITH THE COMPONENTS OF THE PHYTONYMS

Kenesov E.K. 1
1 Bashkir State University
This article discusses the basic methods of forming a metaphorical models with the components of the phytonyms in the Kazakh language. The author suggests that knowledge and man´s understanding of the world and experience its development formed the basis of the national language picture of the world of any nation and caused the features of Outlook and mentality. The article is a linguistic and cultural study fitohimicheskih picture of the world as a component of the language picture of the world. The description of the most important aspects of the interaction of language and culture, revealing the features of storage of cultural information in the names of objects (of phytonyms), culturally-marked, significant for the culture and the history of modern ethnic group. Discusses the concept of worldview as a way of conceptualizing reality. The identification of conceptual metaphors with the components of the phytonyms, determination of their origin, the study of the structure, etc. allows you to set the times, to identify aspects of the worldview of the people, reflected in the language. The relevance of the article is associated with exacerbation of interest in the phenomenon of culture, the national language picture of the world of ordinary consciousness.
national-cultural component
symbol
tradition
the national language picture of the world
phytonyms
conceptual analysis
metaphor
cognitive linguistics
Согласно Вильгельму фон Гумбольдту слова и формы слов образуют и определяют понятия, и различные языки по своей сути, своему влиянию на познание и на чувства являются в действительности различными мировидениями [1].

Ведь знания и представления человека о мире и опыт его освоения, накапливаясь тысячелетиями, передавались людьми из поколения в поколение. Преломлялись сквозь призму конкретных культурно-исторических условий и общественно-экономического уклада того или иного народа или этноса, эти познания легли в основу их национальной картины мира, обусловили особенности мировосприятия и менталитета, выражавшиеся в своеобразии норм общественного устройства и взаимоотношений между членами общества, духовных структур и ценностей морально-этических и художественно-эстетических идеалов [4:192;194].

Художественно-эстетические идеалы казахов, связанные с фитонимами, реализуются в языке, в основе своей через метафоризацию. По мнению Хасанова Б., метафоризация названий растительного мира в казахском языке не столь распространена, как метафоризация названий животного мира. Пожалуй, чаще всего эти слова метафоризуются при внесении в них терминологического значения: гүл (цветок), жеміс (плод), название цветов, фруктов, ягод, деревьев и трав. Название овощей, как, например, брюква, морковь, свекла, горох и др., как замечает Хасанов Б. , обычно не вовлекаются в метафоризацию [8].

Мы не можем полностью согласиться с мнением данного автора, поскольку все вышеприведенные примеры, так или иначе, являлись своего рода метафорами архаичных представлений казахов о растительном мире.

Исследователь казахской народной лирики Ф.Б. Кендыбаев приводит много метафор из флористического состава окружающей казахов природы. Ученый пишет: «Много в песнях метафор, которые обычно берутся из мира природы для характеристики всего облика девушки (чинар, тополь, береза, тал, лебедь, лиса, соловей). Причем эти метафоры имеют свои сложные эпитеты, показывающие исключительность. Например: «Шыңында өскен асқардың сен бір шынар» - «Ты  - чинар, растующий на вершине горы», «Жапан дүзге сен біткен бір бәйтерек» «Ты - тополь - одиноко растующий в степи» (поэтому видный отовсюду, вспомним пушкинское сравнение: «как тополь киевских высот»), «Ойпаң жерге сен біткен жасыл қайың» - «Ты-зеленая береза, растующая на низине» (много влаги, поэтому пышная) [2: 17-19].

Надо отметить, что через качества и свойства растительного мира казахи передавали и душевные состояния, переживания человека. Так, у казахов со словами «рацветать» (гүлдену), или «распускать листву» (жапырақжаю) связаны периоды роста, развития, взросления, а также ощущения свободы, радости и другие внутренние состояния человека.

Точно также слово «пожелтеть» (сарғаю) «означает не только окрашивание в желтый цвет в буквальном смысле, но и является метафорой душевного спада, переживаний человека» [5:312]. Например, в ниже приведенной народной песне герой описывает свое внутреннее состояние, сравнивая его с желтеющей листвой:

Көшкенде, жылқы айдаймын аламенен,

Ауылыңа барушы едім даламенен.

Түскенде сен есіме, беу-қарағым,

Сағынып, сарғаямын санаменен.

Когда кочуем, я гоню лошадей на пегом коне.

В твой аул, бывало, я ездил по степи.

Как вспомню тебя, милая моя,

От тоски - печали я желтею.

«Желтею» - обычное народное выражение тяжелых переживаний (желтеют растения, степь под жгучим солнцем). В работе дан подробный анализ приемов и средств выражения чувства тоски  [2: 17] .

Образность флористических метафор не только выражает красоту природы, но и «несет огромную значимость для воспитания человека, воздействуя на его душу, создавая особое поэтическое настроение и способствуя его эстетическим идеалам» [6:1626].

Исследователь З.Б. Цаллагова обращает внимание также на эзотерическое влияние «малых» жанров фольклора на наше сознание. Автор уже несколько лет занимается проблемами этнопедагогики и этнопсихологии. По мнению ученого, этнически разнящиеся регламентации сходных жизненных ситуаций являются как бы вариантами некой единой инвариантной основы, что можно проиллюстрировать сотнями примеров. Из числа приведенных Цаллаговой З.Б. примеров мы обращаем наше внимание на те народные афоризмы, в которых содержится лексический фитокомпонент. Вероятность, схожесть человеческих качеств по мере взросления с особенностями зарождения, взросления и отмирания дерева или растения, как формы жизни, легла в основу появления малых фольклорных форм, в которых присутствует лексический фитокомпонент. Так, - пишет Цаллагова З.Б. - проповедуя идею необходимости и эффективности раннего начала воспитания ребенка, основанную на обширном опыте и многовековой практике, различные народы в своих коротких назиданиях выражаются, в принципе, одними и теми же словами: «Ветку гнут, пока она сыра, ребенка воспитывают, пока он мал» (адыг.); «Если не согнул прутом, не согнешь никогда колом» (адыг.); «Если прут сырым не согнешь, сухим его не согнуть» (абхаз.); «Обруч, не свернутый из прутика, не свернешь из жерди» (чечен.); «Дерево гнется молодым (побегом)» (осет.); «Гни дерево, пока гнется, учи дитятко, пока слушается» (русск.); «Гни кол, пока он тонкий прут, вырастет - согнуть не сможешь» (балкар.); «Если хочешь выпрямить дерево, делай это, пока оно молодо» (японск.); «Гни дерево, пока оно еще молодо, учи ребенка, пока он еще мал» (армян.) [9].

В паремиологическом фонде казахского языка насчитывается немало идиоматических выражений с лексическим фитокомпонентом, выражающих художественно-эстетические идеалы народов. Надо отметить, что дерево у казахов несет как положительную, так и отрицательную коннотацию. К первому можно отнести такие народные афоризмы, как,  например: Ағаштан бал, шөптен сүт ағылды (букв. «выжимать мед из дерева и молоко из травы»), так говорят об изобилии; ағашқа мәуе бітсе бәсең-бәсең (букв. «чем старее дерево, тем ниже к земле опускается его крона»), т.е о том, что человек  по мере взросления становится более покладистым, черты его характера становятся более мягкими»); ағаштан түйін түйеді (букв. «завяжет узел из дерева»), т.е. о человеке-мастере на все руки. К афоризмам с негативной коннотацией можно отнести: агаш атка мингизу (букв. «посадить на деревянного коня»), т.е. стать предметом всеобщего обсуждения/обсмеяния; бидайша қуырды  (букв. обжарил так, как обжаривают бидай (пшено)) - эквивалент русскому «разделать под орех»;  шие жегендей қылды («букв. как будто черешни (вишни) поел), в значении «получить сильный удар в нос».

У многих народов при традиционном укладе жизни «особо весома и действенна была значимость как благопожеланий, так и зложеланий» [5:302]. У казахов-кочевников и скотоводов известно немало и первых, и вторых. Одним из благопожеланий, содержащих образно-поэтическое сравнение со свойством растений, можно назвать такие, как: Жапырағыңжайылсын! (Пусть распускается твоя листва!), или үрім бұтагың көбейсін! (Пусть разрастаются ветви твоего рода!).

Из зложеланий, специфических для скотноводческой культуры, можно назвать следующее: шөбің жапырылмасын! - Чтобы [у тебя] трава [корм скота] не поднялась/выросла!; Жүргенжеріңде шөп шықпасын! (Да чтоб трава не росла там, где [ты] ходил!») и др.

«Художественно-эстетические идеалы этноса находят свое выражение практически во всех формах нематериальной культуры народа» [4:191]. Так, народная антропонимия, особенно женская, выражает представления казахов о красоте, изяществе, нежности в личных именах. У многих тюркских народов, включая казахов, женские антропонимы содержат в своем составе также лексический фитокомпонент. Так, девичью красоту казахи сравнивали с нежным цветком, свежей с травой, вкусным плодом, стройным деревцем и т.д., например, Алма (в пер. яблоко), Раушан (роза), Қызғалдак (тюльпан), Мейіз (вкусная как изюм), Шырын (подобно соку, утоляющему жажду) и др.

Нашли свое отражение поэтические сравнения с лексическим фитонимом и в языке устной поэзии. В казахском варианте одного из излюбленных общетюркских эпосов о Красавице Баян и юноше Козы-Корпеше описание красоты Баян построено на поэтических сравнениях и эпитетах, передающих эстетику девичей красоты, молодости, чистоты:

Көргенім жоқ баянды өзі қандай,

Беті айдай деседі, бойы талдай,

Ерте кеткен Баянды іздемеймін,

Баяндай қыз бар ма екен сірә сондай?

 

Қозы Көрпеш, Баянның болған шағы,

Таза гүлдей аршылып солған шағы.

Қозы Көрпеш өлген соң Баянда өлген.

Сондай болсын әркімнің алған шағы [10: 133]

В данном фрагменте из эпоса понятие «бойы талдай» соответсвует русскому «стройна как тополь», а таза гүлдей аршылып солған шағы - подобно распустившему свои лепестки и опавшему цвветку».

В прозаическом переложении данного описания красоты девушки автор - писатель С.Санбаев отошел от оригинального размера текста с тем, чтобы макисмально использовать все возможные приемы художественной речи как средства адекватной передачи текста оригинала на русский язык:

Баян уже исполнилось четырнадцать лет, и была она такой дивной красоты, что люди звали ее не иначе, как Баян-слу, что означало красавица Баян. Стройна, как тополь, гибка, как камышинка, выросла Баян-слу весела, как птичка в небе, нежна, как полевой цветок. Волосы ее были темней самой темной ночи. Глаза светились ярче самого ясного майского дня, губы были алыми, как весенний тюльпан, зубы ровные, белые, как морской коралл [3:18].

Заслуживающим внимание, на наш взгляд, является и такой уникальный феномен в современном казахском языке, как разнокорневой характер имени и имени действия в словах масло (каз. май) и мазать (каз. жагу). Данный феномен, «связанный с определенным культово- и хозяйственно-значимым растением, имеет свои корни в далеком прошлом народа и приоткрывает завесу на его культурно-историческое развитие» [7: 213]. В  далеком прошлом масло, как продукт питания и отправления древнего культа поклонения, претерпевает процесс переименования, при этом сохраняется название самого масличного растения (жауказын), из которого производят данный продукт (наряду с маслом животного происхождения). А новое название продукта связано с почитанием широко распространенного у тюрков культа Богини Умай. Об этом подробно пишет основоположник казахской лингвистики Кудайберген Жубанов: Слово жау в сочетании жау жұмыр я перевожу «жир», «масло» (хотя оно такого значения в казахском языке не имеет), исходя из того, что уйгурскому jағ (жир, масло), алтайскому djuvid в казахском соответствует форма жау.

Что же касается единственно известных казахскому языку значений имени жау (соответствующего орхонскому jағь -враг) и глагола жау (соответствующего не кипчакской форме jағь - «идти» дождю, снегу), то ни то, ни другое из этих значений не могло иметь места в словосочетаний жау жұмыр (дикий картофель). К тому же слово жау налицо и в другом составном названии опять-таки съедобного растения- жау қазын (клубни тюльпана). Вторая часть этого сочетания - қазын - отглагольное имя от основы қаз (копать) + суффикс-ын, наличный и в составе слов сауын (дойное животное) от сау (доить) и егін (посев) от ек (сеять). Так что казын означает нечтокопаемое - ископаемое, а вместе с жау (жау қазын) - ‘масличное ископаемое'. Очевидно, в казахском языке значения «масло», «жир» (масличный, жирный) употребляются как символ всякого съедобного и съедобные растения уточняются определением «масличный». О том, что некогда наш язык знал слово jағ (масло), говорит также существование глагола жақ (мазать), производного от значения «масло», или, что то же, «мазь». Именное же значение данной основы жақ-жау утрачено, будучи вытеснено другим словом-синонимом jағ - словом ‘май'. Последнее, по всей вероятности, стало господствовать в связи с культом божества-покровительницы женщин -Умай, фонетическим лишь вариантом которого (утратившим начальный узкий гласный, очевидно, бывший детерминативом) и является слово ‘май' «масло», «жир». Такое невероятное отождествление названия женского божества словом, означающим «масло», «жир», оправдывается тем, что почитание культа Умай всегда сопровождается употреблением «масла» или «жира» вообще. Мусульманская религия не оставила места чистому виду культа Умай у казахов. Они не знают такого божества. Но зато процедура почитания Умай сохранилась в довольно чистом виде. Во время родов женщины бросают в огонь масло или сало, обращаясь при этом к каким-то забытым божеством со словами: «От ана! Май ана! Жарылқа!» (в переводе «Мать огонь! Мать Май! (масло) Помилуй!»). Об этой процедуре свидетельствует и классик казахской поэзии Абай в своем трактате «Пара слов о происхождении казахов». «Мать Май», к которой обращаются женщины за помощью в трудные моменты их жизни - во время родов - не могла быть никем иным, кроме как покровительницей женщин Умай. Но ее имя произносится казахами иначе, в Сибири, как Май, стать начального гласного ...[11: 419-420].

Заключение

Казахская флористическая картина мира таит в себе особенности архаического мышления и содержит информацию о духовных структурах, культурном коде и художественно-эстетических идеалах народа. Присутствующая в составе сакральной фитонимии, топонимии и антропонимии, образно-поэтических речениях, авторских решениях художественного текста, и т.д. этот пласт лексики еще недостаточно хорошо изучен с точки зрения ее лингвокультурной информации, проливающей свет на опыт познания и освоения мира казахами через восприятие божественного мира растений, как одного из элементов  гармоничной природы.

Рецензенты:

Хайруллина Р.Х., д.фил.н., профессор кафедры русского языка  Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы, г. Уфа;

Фаткуллина Ф.Г., д.фил.н., профессор, заведующий кафедрой русской и сопоставительной филологии, ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный университет», г. Уфа.