Scientific journal
Modern problems of science and education
ISSN 2070-7428
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,006

NATURE DESRIPTION AS A PRAGMATICAL FOCUS OF EMPATHY IN STRUCTURE OF TEXT

Borisov A.A. 1
1 North-Caucasus Federal University
The article covers the description of the role of pragmalinguistic cathegorie empathy as means of coherence forming in artistic textual space. The result of using the focus of empathy becomes the subject of speech representation described with a certain position, determined by the communicative purpose of the subject of artistic communication (in particular, in a literary work here refers writer´s intention or created by him a narrator´s or character´s speech strategy). The author describes in details two kinds of empathic representation of landscape components: focusing on landscape objects which have modal narrative orientation identical with a plot and focusing on antonymous modal characteristics of a scenery regarding storyline belletristic literature. The article draws with conclusion of empathic focalization relevance as a function of coherent-forming marker in textual space on the basis of microcontextual analyses of Russian and German poetry.
empathy
focalization
description of nature
concept
text coherence
anthropocentrism
Антропоцентризм в современной науке о языке в последние десяти­летия стал аксиоматичным принципом [13; 14]. Его сущность проявляется в том, что «человек становится точ­кой отсчета в анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели» [13, с. 212]. В лингвистике текста антропоцентризм традиционно связывается с трактовкой ее объекта как коммуникативного акта. Как представляется, по­добный подход может быть экстраполирован и на художественный текст. Участниками акта коммуникации, осуществляемого с помощью литератур­ного текста, являются писатель, автор текста - творческий субъект, создаю­щий его ткань и структуру, а также читатель, выступающий в качестве по­тенциального реципиента художественного произведения. В работах по лингвостилистической интерпретации текста в качестве субъекта-коммуника­тора довольно часто называется художественный персонаж: «Посредником и объектом когнитивной и речемыслительной деятельности автора и читателя служит персонаж, активный субъектный центр художественного сообщения, изображаемый в литературном произведении словесно-речевыми средст­вами» [8, с. 188].

Таким образом, в процитированной работе речь идет о нескольких субъектах коммуникативного действия в пространстве художественного тек­ста. Говорящим в литературном произведении может быть как автор, так и персонаж. Кроме того, автор может выступать под маской нарратора-повест­вователя, который является «заместителем» автора, медиумом в отношениях писателя, с одной стороны, в его реальной коммуникации с читателем, с дру­гой, с системой действующих лиц в изображенной коммуникации литератур­ного произведения, а также формальным субъектом речи в художественном тексте» [8, с. 190].

Мы считаем, что коммуникативно-прагматическая когерентность художественного текста, обеспечивающая его целостность как в формальном, так и в концептуально-идейном отношении, связана с вышеперечисленными участниками текстовой коммуникации, которые, однако, находятся в иерар­хических отношениях по отношению друг к другу. В противном случае в структуре и ткани текстового макроречевого акта неизбежно возникли бы «несостыковки» и разночтения.

Данная статья посвящена изучению роли пейзажного описания в эмпатийной характеристике личности отправителя того художественного текста, в состав которого входит феномен описания природы. С нашей точки зрения, в ходе использования рассматриваемого компонента пространственного топоса наглядно проявляются основные прагматические параметры личности коммуниканта, неразрывно связанные с языковой тканью художественного текста, что позволяет говорить о манифе­стации типичных черт языковой личности субъекта повествования.

Исследования языковой личности занимают одну из ведущих пози­ций в лингвистических штудиях последних лет [3; 5; 11; 12; 19; 20], что неудивительно, т.к. «в мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, принадлежит самому определению человека... Именно в языке и благодаря языку человек конст­руируется как субъект, ибо только язык придает реальность, свою реаль­ность, которая есть свойство быть» [2, с. 293]. Далее под языко­вой личностью мы будем, вслед за Ю.Н. Карауловым, понимать совокуп­ность «характеристик человека, обусловливающих создание им речевых про­изведений (текстов)», различающихся степенью структурно-языковой слож­ности, глубиной и точностью отражения действительности, определенной языковой направленностью [12, с. 3]. Анализ текстов художествен­ных произведений позволяет выявить «некоторые характеристики языковой личности, которые находят отражение в мировоззрении и в образе мыслей писателя, а значит, и в стиле его письма и особенно в выборе средств оценки и характеристики действительности (в том числе и пейзажа. - А.Б.)» [17, с. 316].

Как показали наши наблюдения, изучение описания природы, локали­зованного в пространстве художественного произведения, вносит определен­ный вклад в осмысление прагмалингвистических категорий, связанных с особенностями языковой  личности субъекта художественной коммуника­ции, в частности фокуса коммуникативной эмпатии. Подобная корреляция способна соединить концептуальные характери­стики таких компонентов фреймовой модели художественного мира, как уча­стники действия и окружающая их среда, а значит  - обеспечить коммуника­тивно-прагматическую когерентность текстового целого.

В языкознании термин «эмпатия» впервые вошел в научный обиход в функциональном синтаксисе. Здесь под эмпатией понимается «приобретение партиципантом, обозначаемым в ситуации, некоторых свойств говорящего. Фокус эмпатии, тот партиципант, который в максимальной степени, по срав­нению с другими партиципантами, сосредоточивает в себе эти свойства» [18; 21; 22]. В коммуникативно ориентированной лингвистике речь идет о прагматическом фокусе эмпатии, под которым понимается «носитель точки зрения, тот ис­ходный пункт, в который помещает себя говорящий, строя имена других объектов» [18, с. 205]. При этом фокус «не обязательно обозначает новую информацию в общепринятом смысле. Он связан или с возражением, или с силовым утверждением, уточнением, подтверждением» [15, c. 79].

Таким образом, следствием фокуса эмпатии становится изображение предмета речи с некоторой точки зрения, определяемой коммуникативной целью субъекта речи (применительно к художественному тексту это интен­ция его автора или речевая стратегия повествователя и персонажа). В указан­ном русле понятие фокуса осмыслил Т. ван Дейк, который пользовался им в целях фиксации значимости коммуникативного контекста в процессе совер­шения речевого акта, где говорящим производился выбор того или иного объекта разговора, который мог бы послужить цели наиболее эффективного воздействия на действия конкретного слушающего [10].

Более того, в рассматриваемой работе Т. ван Дейк применяет термин «акт фокализации», в ходе которого субъект коммуникативного действия  осуществляет не только «выбор объектов для сознательного восприятия, но также и приписывание этим объектам некоторых свойств и / или установле­ние между ними некоторых отношений. На уровне интеллектуальной обра­ботки информации это равносильно образованию некоторого суждения» [10, с. 315]. Именно при помощи такого телеологически детерминиро­ванного выбора и установления формально-содержательных отношений ме­жду отдельными объектами, конституирующими предмет коммуникации, в том числе и текстовой, устанавливается, как нам представляется, коммуника­тивно-прагматическая когерентность текстового целого.

Коррелятивные отношения между выбором объекта фокализации и связностью текста, обусловленные прагматическими моментами, акцентиру­ются в монографии С.В. Гусаренко, который подчеркивает, что текст «без за­ложенных в него параметров фокализации - это неуправляемый, не подле­жащий адекватной интерпретации текст» [9, с. 30]. Таким обра­зом, один из объектов в текстовом пространстве обязательно должен попасть в фокусную позицию, т.к. «сосредоточение внимания говорящего на определенной детали является фундаментальной операцией мышления» [1, с. 23]. При этом связность текста, его когерентность, как показали наши наблюдения, достигается прагматической обусловленностью выбора фокуса эмпатии.

Описание природы, будучи одним из неотъемлемых компонентов де­нотативной ситуации, описываемой в художественном произведении, так же как и действия его персонажей, может выходить на передний план повество­вания, т.е. попадать в фокусную позицию. Такой способ организации худо­жественного текстового пространства основывается на отношениях корреля­ции с сюжетной канвой повествования. Здесь, как показали наши наблюде­ния, возможны два типа выбора объектов пейзажного фокуси­рования:

  • фокусирование пейзажных объектов с идентичной модальной направлен­ностью по отношению к сюжетному действию;
  • фокусирование пейзажных объектов с антонимичной модальной направ­ленностью по отношению к сюжетному действию.

В первом случае, который является наиболее частотным, наблюдается созвучие модальной обрисовки пейзажа и действий персонажей: если персо­нажи находятся в благоприятной жизненной ситуации, то и природа раду­ется, и, наоборот, природа печалится вместе с изображаемыми литературными героями. Например, лирический герой из «Путешествия по Гарцу» Г. Гейне находится в радостном настроении, и его «понимает» окружающая его при­рода:

Mich sah der Harz, wie mich nur wenige gesehen, in meinen Augenwim­pern flimmerten ebenso kostbare Perlen, wie in den Gräsern des Tals, Morgentau der Liebe feuchtete meine Wangen, die rauschenden Tannen verstanden mich, ihre Zweige taten sich voneinander, bewegten sich herauf und herab, gleich stummen Menschen, die mit den Händen ihre Freude bezeigen [23]. - Меня Гарц увидел таким, каким меня лишь немногие видели, - на моих ресницах дрожали жемчужины, столь же драгоценные, как и те, что висели на травинках лугов. Мои щеки были влажны от утренней росы любви, и шумящие ели понимали меня, раздвигая свои ветви и качая ими вверх и вниз, как немые, когда они движеньями рук выражают радость [7].

Близость, созвучие настроений, эмпатию человека и природы в проци­тированном фрагменте выражают такие языковые средства, как

  • сравнение части тела человека и фитонима: на моих ресницах дрожали жемчужины, столь же драгоценные, как и те, что висели на травинках лугов;
  • персонификация действий фитонима: шумящие ели понимали меня, раздви­гая свои ветви и качая ими вверх и вниз, как немые, когда они движеньями рук выражают радость.

Таким образом, можно сделать вывод, что в процитированном выше описании природы происходит фокусирование ее эмпатии, созвучия с душев­ным настроем действующего лица, что связывает такие слоты фрейма описы­ваемой ситуации «Участники действия» и «Место действия» и тем самым спо­собствует обеспечению когерентности текста.

Аналогично может коррелировать негативное настроение персонажа и окружающий его мир, что мы можем наблюдать, к примеру, в следующем фрагменте из повести М. Булгакова «Собачье сердце», где страх собаки Ша­рика перед возможной гибелью звучит на фоне метели:

О, гляньте на меня, я погибаю! Вьюга в подворотне ревет мне от­ходную, и я вою с нею. Пропал я, пропал! [4, с. 290]

Второй тип отношений сюжетного действия и попадающего в фокус писательского восприятия описания природы характеризуется противопос­тавлением модальной направленности данных компонентов описываемой де­нотативной ситуации: динамичным картинам мира людей противопоставля­ется спокойная природа, что может служить своего рода знаком авторской оценки происходящего, а следовательно, здесь речь идет о сознательном вы­боре объекта пейзажного описания, попавшего в фокус изображения. Этот природный объект становится выразителем оценки говорящего. Так, к при­меру, в «Фаталисте» М.Ю. Лермонтова после волнующей и динамичной сцены спора между Вуличем и Печориным последний смотрит на небо и удивляется его статичности и спокойствию:

Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого гори­зонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом небосводе [16, с. 143].

Такая статика пейзажного фона признана акцентировать суетность человеческих страстей и споров. Тем самым эксплицируется концептуальное единство текста, где основной задачей повествователя, в качестве которого выступает Печорин, является иллюстрация собственных взглядов на жизнь как на статичный феномен, где человек что-либо изменить бессилен.

Вот еще один пример фокусирования пейзажных объектов с антони­мичной модальной направленностью по отношению к сюжетному действию, которое обеспечивает его коммуникативную когерентность. В известном стихотворении Г. Гейне «Печаль, печаль в моем сердце» мы читаем следую­щие строки:

Mein Herz, mein Herz ist traurig, // Doch lustig leuchtet der Mai; //Ich stehe, gelehnt an der Linde, // Hoch auf der alten Bastei. // Da drunten flieβt der blaue // Stadtgrabenin stiller Ruh'...// Jenseits erheben sich freundlich, // In winziger bunter Gehalt, // Lusthäuser, und Gärten, und Menschen, // Und Och­sen, und Wiesen, und Wald  [24, с. 96]. - Печаль, печаль в моем сердце, // А май расцветает кругом! // Стою под липой зеленой // Нстаром валу крепостном. // Внизу канал обводной... // На солнце ярко блестит... // На том берегу пестреют, // Как разноцветный узор, // Дома, сады и люди, // Луга, и коровы, и бор [6, с. 22].

Как видно из процитированного текстового пассажа, стихотворение построено по принципу антитезы: пейзаж со своей радостной модальной на­правленностью, попавший в фокус изображения, противопоставляется здесь печальному душевному состоянию лирического героя, однако такая антони­мичность пейзажного и сюжетного планов повествования не делает текст стиха бессвязным. Его коммуникативная когерентность достигается при по­мощи согласования содержательно-концептуальной информации: в заключи­тельных строках данного произведения проливается свет на причину столь грустного душевного настроя героя, которая связана с осуждением реакци­онной политики Германии эпохи Реставрации. Поэтому лирический герой предпочитает видеть в природе тот идеальный мир, который отсутствует в обществе. Исходя из данных соображений, выбор фокусируемого радостного пейзажа представляется оправданным с коммуникативно-прагматической точки зрения.

Таким образом, анализ примеров, проведенный в данной статье, позволяет сделать вывод о релевантности эм­фатической фокализации описания природы для обеспечения коммуника­тивно-прагматической когерентности текста художественного произведения.

Рецензенты:

Манаенко Г.Н., д.фил.н., профессор кафедры связей с общественностью ННОУ ВПО «Институт дружбы народов Кавказа», г. Ставрополь.

 Гусаренко С.В., д.фил.н., профессор, декан факультета филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Гуманитарного института ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет», г. Ставрополь.